Снова вздохнув, Эмилия вернулась в класс и внимательно осмотрела пол. Потом вышла в коридор и, смотря себе под ноги, пошла в актовый зал.

Зал был уже пуст. Не обращая внимания на сцену, Эмилия прошла между рядов к тому креслу, на котором сидела во время концерта. Осмотрев кресло и пол под ним и не обнаружив там пропавшей пуговицы, она взглянула на сцену и вдруг увидела, что в зале не одна.

На краю сцены, ближе к окну, свесив ноги, сидела незнакомая девушка. Приподняв голову и закрыв глаза, она подставляла лицо падающим из окна солнечным лучам, отчего ее кожа и волосы казались золотыми.

Эмилия почему-то растерялась, словно ее застукали за чем-то неприличным, и решила тихонько проскользнуть к выходу.

Но незнакомка вдруг открыла глаза, повернулась к ней и, улыбнувшись, сказала:

— Привет.

— Привет, — неуверенно ответила Эмилия.

Девушка явно была новенькой, иначе ни за что бы не стала с ней здороваться и уж тем более — улыбаться ей. Сколько Эмилия себя помнила, в гимназии ей никто никогда не улыбался. Но незнакомка на этом не остановилась. Снова улыбнувшись, она сказала:

— Ты классно играла. Ты просто богиня.

— Спасибо, — Эмилия почувствовала, что от смущения щеки опалило жаром. И ей было не до конца ясно: это смущение оттого, что ее кто-то хвалит, или оттого, что с ней в принципе кто-то разговаривает.

— Ага, — откликнулась незнакомка и, повернувшись к солнцу, снова закрыла глаза.

Эмилия бросилась к выходу и понеслась в класс. Накинув куртку, она выбежала на улицу и примчалась домой в два раза быстрее, чем обычно.

В тот вечер о пуговице она больше не вспоминала.

Зато постоянно возвращалась мыслями к златовласке и ее словам: «Ты просто богиня».

Она знала, что на этом все кончится. Никакого продолжения не будет. Скоро этой девушке объяснят, что она, Эмилия, тут изгой. Новенькая пожалеет о комплименте и больше никогда не то что не заговорит, но даже не поздоровается с Эмилией.

Но это будет потом, а сейчас… сейчас на душе было так по-детски тепло и радостно!

В следующий раз Эмилия встретила незнакомку в столовой сразу после праздников.

В тот день она, как обычно, забилась в угол. Еда была невкусной — салат из вялой капусты и остывшая гречка. Однако, если не поесть, начнет кружиться голова, так что приходилось из двух зол выбирать меньшее.

Вокруг было шумно — разговоры и смешки, звон посуды и скрежет стульев по полу сливались в привычную какофонию.

Эмилия делала вид, что смотрит в тарелку, но на самом деле искоса следила за тем, что происходит вокруг. В тот день, казалось, везло — на нее никто не обращал внимания.

Но стоило только подумать об этом, как ее окликнули:

— Привет!

Новенькая — та самая, из актового зала, — появилась рядом словно из ниоткуда.

Вздрогнув, Эмилия выронила вилку — та со звоном упала на пол.

— Ой, прости! — незнакомка наклонилась, подняла вилку с пола, помахала ею в воздухе и улыбнулась: — Я тебе сейчас новую дам.

— Нет, не надо! — крикнула в испуге Эмилия.

Привычный гул моментально стих. На них устремились сотни взглядов — насмешливо-ехидных, надменно-презрительных, брезгливых, любопытных, осуждающих.

Но незнакомка, казалось, ничего этого не замечала. Или делала вид, что не замечает.

Присев напротив, она открыла рюкзак, достала ланчбокс стального цвета и поставила его перед собой на стол. Затем ловким движением отстегнула защелки, отбросила крышку, вытащила оттуда запечатаный набор — пластиковые вилку, ложку и нож, — и протянула его Эмилии:

— Держи. Я всегда ношу запасной, на всякий случай.

Столовые приборы тоже были стального цвета. Эмилия никогда не думала, что одноразовая посуда может быть такой красивой. Но то ли из вежливости, то ли из осторожности, снова отказалась: