Горюнов внимательно слушал Александрова. Евгений Иванович был в какой-то период нелегалом в Афганистане. Уж он-то хорошо знал талибов.

– Имя, – пробормотал Горюнов. – Почему они назвали ее имя полностью? Это подлинное имя? Если она такая опытная, такая авторитетная, как Хатима ее описывает, почему не соблюдает конспирацию?

– Согласен. Я подумал о том же, когда прочел стенограмму. Поэтому поначалу заподозрил фальшивку. Какая-то, понимаешь, Хатима случайно становится свидетелем одной судьбоносной встречи. Слышит и запоминает, – генерал поднял указательный палец, – имя этой таинственной леди, что не так-то просто. К тому же Хатима ведь не разведчица. С чего такая феноменальная памятливость?

– Это выглядит почти как шутка: «я не злопамятный, просто я злой и память у меня хорошая», – кивнул Горюнов. – Хотя, кто знает, на что способна отчаявшаяся женщина. Если надежды питала относительно Джанант, то уж имя запомнила. Тем более, Касид говорил о ней с придыханием. И что вас привело к уверенности, что это не подлог?

Евгений Иванович взглянул поверх головы Горюнова. Петр знал, что у него за спиной висят часы.

– Петя, полчаса еще и мне надо уезжать. Не взыщи. А что касается достоверности… Все тот же Касид с его восторженностью… Он говорил по телефону с кем-то и упоминал имя Джанант. Это имя должно о чем-то говорить собеседнику. Значит Джанант – фигура известная в кругах ИГ. Женщин они не жалуют, это не курды. У них бабы, конечно, воюют, адские машинки подрывают, поручения выполняют. Но Джанант явно по статусу нечто большее.

– Сколько ей лет по описанию Хатимы? – начал прикидывать Горюнов. – Около тридцати? Значит родилась она в конце восьмидесятых или в начале девяностых. Известной может быть не она сама, а ее старший брат или, что еще более вероятно, папаша Джанант. Кем может быть у нас папаша?

Генерал улыбнулся, соглашаясь с ходом мыслей Горюнова.

– Вот и я, прикинув возраст, подумал об ее отце. По возрасту папаша мог работать при Саддаме. Тебе виднее, ты же в Ираке работал.

– Захид, Захид, Захид, – повторил Петр, словно пробовал на вкус фамилию Джанант. Фамилий у иракцев как таковых нет, Захид – это имя ее отца. Но одного имени не достаточно, чтобы вычислить отца девушки. – Навскидку не помню такого среди чиновников того периода. Зато знаю человека, который мог бы вычислить этого Захида. Опять же имя ее деда нам известно. Джад.

– Я догадываюсь, что ты и сам можешь выйти на Тарека, – усмехнулся генерал. – Но он в Париже. Вот в чем загвоздка. А ты в Сирии.

– Вообще-то я сейчас в столице нашей родины, – приуныл Петр. Он и в самом деле рассчитывал вернуться в Сирию и озадачить завербованного им несколько лет назад напарника по багдадской цирюльне, оказавшегося бывшим офицером иракских спецслужб и одно время обеспечивающего охрану Саддама Хусейна. Был даже эпизод в биографии Ясема Тарека, когда Хусейн подарил ему белый «Мерседес», чтобы загладить «шалость» одного из сыновей, прострелившего полковнику Тареку кисть руки.

– И че будем делать? – многозначительно спросил Горюнов, пряча пачку сигарет в карман. Он подкинул на ладони зажигалку и поймал. – А что, Тверь хороший город, школа там хорошая, где я учился. Много достопримечательностей, церквей. Опять же лето скоро, купаться можно. Там даже памятник Крылову есть, нашему великому баснописцу…

– Петр, это уже не смешно! Доски мемориальной в твоей школе нет?

– Так мы же бойцы невидимого фронта. Жаль вот только пули и осколки, что мне прилетали, оказались вполне себе видимыми, настоящими. Боль они причиняли не призрачную.