Едва долговязая фигура Горюнова возникла в приемной Александрова, помощник генерала стремглав выбежал из-за письменного стола и с любезным выражением гладковыбритого скуластого лица замер перед ним. Петр помнил, что Александров называл его Витей и что он майор.

Глянув на майора Витю взглядом скромного героя, Горюнов спросил:

– Евгений Иванович у себя?

– Так точно, ждет вас.

Генерал заметно постарел и похудел, но все еще оставался на своем посту – ему пока не давали уйти со службы, слишком большой опыт. Он поднял глаза на Горюнова и снова уткнулся в бумаги, разложенные на столе, только рукой махнул то ли приветственно, то ли предлагая найти себе стул в череде стоящих вдоль длинного стола, напоминающего взлетную полосу, залитую дождем – в полировке отражались люминесцентные лампы, как сигнальные огни. Петр подумал, что улететь бы прямо сейчас обратно в Сирию, добраться до конспиративной квартиры в Латакии и завалиться спать. И гори все синим…

– Что ты хотел? – вывел его из задумчивости генерал. Он выбрался из-за стола и протянул ладонь для рукопожатия.

Петр стиснул его руку в своей жилистой и костлявой, пытаясь прочесть на невозмутимом лице бывшего шефа хоть какие-то перспективы откровенного разговора.

– Я хотел? – переспросил он. – Вас по-моему не удивило мое появление. Ваш майор Витя сказал, что вы меня ждете. Откуда весть о моем прибытии в Москву дошла до вас?

– Как высокопарно однако! Садись. Так что ты хотел?

– К примеру, узнать, как там мой Мансур?

– Откуда я знаю? – вспыхнул Евгений Иванович. – Домой приедешь и расспрашивай его. Он же твой сын.

– То есть вы оставили мальчишку в покое и заодно вашу затею сделать из него нелегала?

– Ну как тебе сказать… – Евгений Иванович отвернулся, и Горюнов увидел, как его затылок порозовел под седыми коротко стриженными волосами. – Ты же сам все понимаешь. Когда идет подготовка необходима полная конспирация.

– Допустим. А что если… – Горюнов поискал глазами пепельницу и крякнул досадливо, не увидев вожделенного объекта, решил повременить. – Мансуру еще семнадцать. – Он мечтательно посмотрел на потолок, обклеенный квадратными светло-бежевыми плитками.

Петр здорово лукавил. Зарифа привезла мальчишку в Москву, спасая от сотрудников MIT, разузнавших, что Мансур сын Горюнова, «перевербованного» турками и получившего псевдоним Садакатли[14]. Мальчишку митовцы хотели использовать в качестве рычага влияния на русского разведчика-нелегала. Не вышло. А когда Петр оформлял документы на Мансура в Москве, то уменьшил ему возраст на два года, благо сын выглядел намного младше своих лет. Уже тогда Горюнов догадывался, какой интерес у того же Александрова и иже с ним вызовет паренек, родившийся в Турции, знающий в совершенстве турецкий и курманджи, выросший в среде курдов РПК.

– У меня мать пожилая в Твери, – продолжил развивать мысль Горюнов. – Отправлю-ка я его туда, за бабушкой ухаживать.

Генерал обернулся, уперся руками в стол перед Горюновым и набычился:

– Ты меня пытаешься шантажировать?

– Да Боже упаси! Я просто поделился с вами своими семейными проблемами. Своими. Семейными, – оттенил он с милой улыбкой. И напомнил: – Мансурчик несовершеннолетний. Захочу, так в бараний рог его сверну. А я ведь могу его задавить.

– Не очень-то получалось у тебя его отговорить от профессии нелегала все эти годы, – неуверенно напомнил генерал, чувствуя, как этот небритый тип, которого он знает больше двадцати лет, выкручивает ему руки, не сходя со стула и не меняя расслабленной позы.

– Я на самом деле и не пытался. Пока что. А теперь вот что-то сомнения одолели. Это, знаете, как в природе у ворон. Они запоминают, что в прошлом году в их гнезде вылупились чужие птенцы, а потому в нынешнем году упорно отгоняют кукушек от своих гнезд. Неприятные воспоминания их тревожат, – Горюнов поморщился и снова поискал глазами пепельницу, достав смятую пачку сигарет из кармана и положив ее на «взлетную полосу» полированного стола.