– Мне неприятно тебя видеть, аж наизнанку выворачивает, – цедит зло. – Так почему бы тебе не проявить капельку благородства?

– Ты же знаешь, благородство – не мой конек, Шахерезада…

– Не называй меня так! – перебивает гневно. – Никогда!

– Ладно. Прости, – несколько раз киваю, осознавая неуместность такого юмора. – Я просто хотел пообещать, что отныне буду вести себя ровно. Никаких отсылок к прошлому. Жесткая субординация. Если пожелаешь, могу даже обращаться к тебе по имени отчеству и на «вы».

– Ранель, это все не то, – качает головой.

Диора впервые называет меня по имени. И от этого по спине врассыпную бегут мурашки… Я будто вновь окунаюсь в то время, когда был счастлив. Когда она безраздельно принадлежала мне…

– Диора, пожалуйста, – настаиваю я. – Я не прошу тебя ни о чем сверхъестественном. Просто не лишай меня работы. Я тебе еще пригожусь.

Она отворачивается к окну. Выдерживает паузу, а потом тихим потусторонним голосом произносит:

– Помнится, однажды я тоже тебя кое о чем просила. Но мою просьбу ты так и не выполнил.

Застываю, подобно восковой фигуре. Это упрек. Болезненный, хлесткий, заслуженный. Обычно я довольно красноречив, но сейчас мне нечем крыть.

Да, она действительно просила. А я остался глух.

– Слушай, я знаю, что все испоганил. Знаю, что разочаровал тебя, и еще раз прошу за это прощения, – отвечаю со вздохом. – Я ничего не добиваюсь и не хочу спекулировать былым. Мне просто надо делать работу, за которую я получаю бабки, – пару секунд молчу и, убедившись в том, что Диора ничего не хочет добавить, продолжаю. – Я проанализировал деятельность «Радианта», и пришел к выводу, что законопроект, который сейчас находится в рассмотрении, вполне может задушить твой бизнес.

– Ну еще бы. Его же лоббируют крупнейшие нефтегазовые и угольные компании.

– Надо не допустить его принятия.

– Каким образом? – усмехается с неверием.

– Дать общественный резонанс. Привлечь внимание к проблеме. Подсветить попытку нашего государства скомпрометировать «зеленый» энергопереход, – предлагаю я. – Радио, телевидение, Интернет – нужно говорить об этом везде, где только возможно. В России же гражданское общество, не так ли?

– Увы, только в теории, – Диора качает головой.

– Ну и что? Этим все равно надо пользоваться. У нас ведь тоже есть административный ресурс.

– Ты предлагаешь выйти в открытую конфронтация с крупнейшим олигархическими структурами, – со скепсисом выдает она. – Вряд ли у нас получится выстоять.

– Зато мы выиграем время, – пожимаю плечами. – Согласись, в текущей ситуации это уже немало.

Диора опускает взгляд и задумчиво обводит пальцем край блюдца. Видно, что в ней происходит нравственная борьба между личной неприязнью и желанием спасти дело, которое, судя по всему, для нее действительно важно.

– Ладно, оставайся, – наконец произносит она. – На «вы» ко мне можешь не обращаться, но субординацию соблюдай.

– Конечно, – киваю я.

По венам растекается ликование, но я стараюсь сохранять серьезность.

– И оформи свои идеи как-то наглядно. Я хочу видеть конкретику.

– Уже, – прокатываю по столу папку с детальным планом действий, которую все утро таскаю с собой.

– Хорошо. Я ознакомлюсь и дам обратную связь.

С этими словами Диора выходит из-за стола и, не попрощавшись, устремляется прочь. Несколько секунд гипнотизирую ее нетронутую чашку кофе, а затем не выдерживаю и направляю жадный взгляд ей в спину.

Сука. А задница у нее все такая же охуенная. Круглая, упругая, сочная…

В голове тотчас всплывает неуместная картинка давно минувших дней. Как я задирал на ней юбку, сдвигал в сторону кружевные трусы и с размаху вгонял член во влажное тепло. Как она стонала и обильно текла. Как умоляла не останавливаться…