Мы паркуемся возле центральной площади. Гордей помогает выбраться из машины, ставит на ноги и даёт костыли.

– Попробуешь сегодня сама? Давай, ты готова. Я подстрахую.

– Тебе придётся нести меня на руках, когда я устану! – грозно шиплю.

Я точно устану. Я уже без пяти минут уставшая!

– Надеюсь, не надорвусь, – хмыкает. – Напугала ежа голым задом. Топай давай, неженка!

В багажнике лежит коляска. И я бы предпочла прогуливаться на ней. Потому что сидя можно расслабиться, наслаждаться атмосферой праздника и общением с приятным компаньоном. Именно такой должна быть прогулка в выходной день! Но приятный компаньон превращается в злобного гоблина и издевается надо мной, пользуясь служебным положением, правом сильного и главного… А я ему почему-то позволяю.

Сегодня – сухо и солнечно. Воздух насыщен ароматом весны. Ещё довольно холодно, деревья по-прежнему голые, а весенние цветы только пытаются пробиваться из-под земли. Однако организм уже точно знает: пришла весна.

Кажется, пробуждение природы будит и во мне что-то очень важное, отвечающее за дополнительные ресурсы, которые до сих пор отлёживались на печи. Опираюсь на костыли и уверенно делаю первые шаги. Каждый раз они даются мне всё легче. Во многом это – заслуга Скроцкого.

Неподалёку огромный плюшевый заяц раздаёт детям воздушные шарики, смешной клоун пристаёт к прохожим, дразнит и веселит их, показывая фокусы. Откуда-то издали доносится задорная музыка. По дорожкам снуют влюблённые парочки, многие девушки и женщины несут цветы. Жизнь кипит.

Поневоле улыбаюсь. Я непременно научусь бегать без этих ненавистных металлических палок. Трудно ставить себе какие-то сроки, потому что раз за разом они, увы, срываются. Но очень хочется, например, до следующего восьмого марта вернуться к нормальной жизни...

Гордей не достаёт коляску. Вместо этого касается моей поясницы, призывая продолжать движение. Я вздыхаю и переставляю костыли. Мне предстоит спуститься в подземный переход и подняться на другой стороне улицы. Лестницы для меня – самое тяжёлое испытание.

Колокол Собора оживает, сообщая о начале вечерней литургии. Гордей ждёт. Его ладонь настойчиво давит мне на поясницу. Оглядываюсь на источник звука и, покачав головой, делаю первый шаг вниз.

Наша прогулка заканчивается после ресторана. Дальше двигаться самостоятельно меня не заставит ни одна сила в мире. Гордей не настаивает: видимо, даже его жестокие расчёты показывают, что моя батарейка на сегодня отработала свой лимит.

– Держись крепче, мученица, – усмехаясь, он подхватывает меня на руки. – И костыли не потеряй, иначе завтра придётся ходить без них.

У него – накачанные руки и крепкие рельефные мышцы. Наверняка он очень сильный. Но даже при таком раскладе спускаться в переход, а потом подниматься с ношей нелегко.

– Интересный образ жизни у тебя, Гордей Андреевич, – дразню его. – Пять дней в неделю возишься в центре с калеками вроде меня. Вдобавок на выходных выгуливаешь их, ещё и на руках таскаешь. Не надорвёшься?

– Кого это “их”? – ворчит сквозь стиснутые зубы. Ему тяжело меня нести, но он не сдаётся.

– Пациентов, которых ты выгуливаешь и мучаешь в выходные, лишая их законного отдыха…

Он совершает последний рывок и выходит из перехода на площадь. До машины отсюда – рукой подать.

– Пациентку, – делает акцент на последний слог. – Я выгуливаю только одну, самую красивую, – смотрит на меня в упор. И мне бы стеснительно отвести взгляд, но я зачем-то продолжаю смотреть ему прямо в глаза. – И одновременно самую ленивую. Которая в выходной наверняка в кровати проваляется целый день и будет себя жалеть вместо того, чтобы поднять милую аппетитную попку и потренироваться как следует.