Эту постоянную опеку невозможно больше терпеть! – кипятился про себя Гарри. В следующем июне ему стукнет восемнадцать, он достигнет совершеннолетия. Дай бог, чтобы тогда отец понял: нельзя и дальше обходиться с ним как с ребенком.

Когда отец и сын снова встретились в зале Совета, король был холоден со своим отпрыском. Хорошо еще, что там собралось много лордов, в противном случае ссора могла вспыхнуть вновь, так как Гарри по-прежнему чувствовал, что с ним обошлись дурно и сам он сильно обидел короля. Тот больше не приходил в его спальню и не вел с ним доверительных бесед. Когда они встречались при дворе, отец держался отстраненно и имел вид непреклонной суровости. Гарри это огорчало, но он не покорился. Если отец рассчитывал получить от него извинения, долго же ему придется этого ждать – так велика была обида Гарри.

С течением месяцев, медленно и постепенно отношение короля к сыну менялось, становилось более спокойным и наконец смягчилось до того, что они если и не питали теплых чувств друг к другу, то, по крайней мере, могли вести вежливую беседу. Отец перестал постоянно распекать сына и отпускать саркастические замечания по поводу его недостатков.

Хорошо, что их отношения пошли на лад, так как король явно сдавал. Одежда висела на нем мешком, а приступы кашля так жестоко сотрясали его тщедушное тело, что на бедного страдальца жалко было смотреть. И тем не менее король не выпускал из рук бразды правления, а Гарри не отваживался спросить, не хочет ли отец переложить на него часть бремени государственных дел?

Вместо отозванного Фуэнсалиды в Англию прибыл новый посол Луис Карос. В апреле он подкараулил Гарри в Ричмондском дворце, когда тот шел ужинать.

– Ваше высочество, простите, что обращаюсь к вам, но я безуспешно пытался получить аудиенцию у короля. Мне сказали, он слишком болен, чтобы встречаться со мной.

Слишком болен? Неужели момент, которого Гарри так долго ждал, наконец близок?

Он не стал выуживать из посла информацию. Это было бы унизительно. Иностранному сановнику ни к чему знать, что наследник престола не имеет понятия о тяжелом состоянии отца.

– Могу я чем-нибудь быть полезен вам вместо него? – спросил принц с серьезным и торжественным выражением на лице.

– Благодарю, ваше высочество. Речь идет о вашем браке с принцессой Екатериной. Мой государь, король Фердинанд, желает, чтобы он состоялся как можно скорее.

– Таково и мое желание, – ответил Гарри. – Будьте уверены, я делаю все, что в моих силах, для осуществления плана нашей женитьбы. – И он его осуществит, как только взойдет на престол. – Когда моему отцу станет лучше, я передам ему ваши слова.

– Могу я от лица своего государя пожелать его милости счастливого выздоровления? – спросил Карос.

– Благодарю вас, милорд посол, – ответил Гарри и пошел дальше, уже ощущая себя королем.

Через два дня поздно вечером Гарри сидел в своей комнате и размышлял над конструкцией огромной бомбарды, которую рассчитывал когда-нибудь использовать против французов. Вдруг он встревожился, обратив внимание на какое-то суетливое движение и усилившийся шум за дверью, в спальне короля. Уже больше суток отец мучился в предсмертной агонии, терзаемый последними приступами болезни. Утром Гарри с ужасом увидел, как тот посерел и отощал. Врачи сказали ему, что теперь осталось недолго. Внутри Гарри шевельнулось чувство освобождения и триумфа, но он не дал ему воли. Не время было ликовать.

Гарри оставался у постели отца, как приличествовало моменту, отчаянно желая покинуть эту обитель болезни и увядания, пока король не махнул ему рукой, разрешая уйти, и не попросил молиться за его избавление от страданий. Гарри, как послушный сын, удалился в свою молельню и обратился за заступничеством к Господу, затем вернулся к себе в комнату и постарался чем-нибудь занять себя.