– Значит, нравится тебе еда? – спросила его жена Пабло.

– Да, Пилар, – ответил он с набитым ртом. – Она такая, как всегда.

Роберт Джордан почувствовал, как ладонь Марии легла на его руку и ее пальцы сжались от радостного возбуждения.

– И поэтому она тебе нравится? – спросила Фернандо женщина. – Да, понимаю: жаркое – как всегда. На севере все плохо – как всегда. Здесь – наступление, как всегда. Войска на подходе, чтобы выгнать нас отсюда, – как всегда. С тебя бы памятник этому «как всегда» слепить.

– Но про наступление и про войска – это ж только слухи, Пилар.

– Испания, – горестно произнесла жена Пабло и, повернувшись к Роберту Джордану, спросила: – Есть ли еще где-нибудь страна с таким народом, как этот?

– Таких стран, как Испания, нигде больше нет, – вежливо ответил Роберт Джордан.

– Ты прав, – согласился Фернандо. – Нигде на свете нет больше такой страны, как Испания.

– А ты хоть одну другую страну видел? – спросила его женщина.

– Нет, – ответил Фернандо. – И не хочу.

– Ну, ты видишь? – обратилась она к Роберту Джордану.

– Фернандито, расскажи нам, как ты ездил в Валенсию, – попросила Мария.

– Не понравилась мне Валенсия.

– Почему? – спросила Мария, снова сжав руку Роберту Джордану. – Почему она тебе не понравилась?

– Там люди вести себя не умеют, и я совсем не понимал, что они говорят. Только и делают, что орут друг другу: «Сhé?»[20]

– А они тебя понимали? – спросила Мария.

– Конечно, только притворялись, что не понимают, – ответил Фернандо.

– А что ты там делал?

– Да я сразу уехал, даже на море не посмотрел, – сказал Фернандо. – Не понравились мне тамошние люди.

– Ох, проваливал бы ты отсюда, баба старая, – сказала жена Пабло. – Проваливай, пока меня от тебя не стошнило. В Валенсии я провела лучшие годы своей жизни. Да куда тебе! Валенсия! Не говорите мне о Валенсии.

– А что ты там делала? – спросила Мария.

Жена Пабло подсела к столу с кружкой кофе, куском хлеба и миской жаркого.

– Qhé? Что мы там делали? Мы туда приехали, когда Финито получил контракт на три боя во время ярмарки. Никогда в жизни я не видела таких толп. Никогда в жизни я не видела таких битком набитых кафе. Часами нужно было ждать, когда освободится столик, а влезть в трамвай вообще было невозможно. Жизнь кипела в Валенсии днем и ночью.

– Но что ты все-таки там делала? – настаивала Мария.

– Да чего мы только не делали, – ответила женщина. – Ходили на пляж, лежали в волнах, а быки вытаскивали на берег парусные лодки. Быков заводили в воду с головой, так, что им приходилось держаться на плаву, потом запрягали в лодки и начинали гнать к берегу, а когда быки нащупывали дно ногами, они уже сами волокли лодку по песку. Утро, полоса прибоя, бьющегося о берег, и десять пар быков, тянущих из моря огромный парусник. Вот что такое Валенсия.

– Но что ты делала кроме того, что любовалась быками? – не отставала Мария.

– Мы ели в пляжных павильонах, разбитых на песке. Пироги с вареной мелко нарубленной рыбой, приправленной красным и зеленым перцем и маленькими, как рисинки, орешками. Тесто воздушное, слоеное, а рыба такая сочная, какой и не бывает. Креветки, только что из моря, сбрызнутые лимонным соком. Они были розовые, сладкие и такие огромные, что от каждой можно было раза четыре откусить. Много мы их поели тогда. Еще мы любили паэлью со свежей морской живностью: крохотными рачками прямо в панцирях, мидиями, морскими гребешками, кусочками лангустов и маленьких угрей. А еще мы ели совсем маленьких угрей, зажаренных в масле, они были такие тоненькие, что напоминали бобовые побеги, вьющиеся в разные стороны, и такие нежные, что их можно было глотать, не жуя. И все это мы запивали белым вином, холодным, легким и очень хорошим, хоть и стоило оно тридцать сантимов за бутылку. А под конец – дыня. Там же родина дынь.