Второй деревянный домик со старомодной вывеской «Трактир» оказался придорожным кафе. Чаи, зелья, яды, закуски, глаза, нанизанные на нитку, консервированные мозги, сушеные суставы без уточнений о происхождении. Но среди водителей попадались обычные работяги, потому меню разнообразили чебуреками, быстро завариваемой лапшой и прочей гадостью, которой питаются люди.

Спрятавшись от дождя, мы взяли горячего чая и устроились за резным, под старину, столом. Если бы не девушка с мохнатыми бровями, приветливо обнажившая клыки из-за стойки, можно легко представить, что это обычная человеческая забегаловка.

Я смутно представляла, зачем мы явились сюда спустя несколько столетий. Кому мог запомниться путешественник, остановившийся на стежке на одну ночь, а потом снова ушедший в горы? К сожалению, ни к чему другому привязать произошедшую накануне «нехорошую ночь» мы не могли.

Мартын раскрыл тетрадь и стал перелистывать страницы.

— Мы знаем, что на ночь он останавливался у гвоздаря, — задумчиво поднял кружку с чаем парень.

— А гвоздарь — это? — спросила я.

— Кузнец. — Пашка понюхала напиток, скривилась, но отпила чуть-чуть. — Как думаете, он еще жив?

— Если нет, то его сын точно, или внук, — ответил молодой целитель.

— Которые о «нехорошей ночи» даже не слышали, — вздохнула я.

— Что скажешь? — обернулась к девушке за стойкой явидь. — Есть в Подгорном гвоздарь?

— Вам почто? — ответила та. — Зубья стерлись, что ль? Или оградку заказать надумали?

— Оградку, — кивнула Пашка, — тебе подарим.

Незнакомка зарычала, хлопнула входная дверь, новый посетитель рассмеялся.

— Спасибо бы сказала, Вирка. Низшие не велят подарками пренебрегать. — Пожилой, почти лысый мужчина без спроса уселся за наш столик. — Я — смотритель и летописец Подгорного. — Он по очереди посмотрел на явидь, на меня, на парня. Темная кожа на широком лбу собралась складками. — Надолго ли к нам? Интересуюсь по долгу службы.

— Будет зависеть от вас, — ответила змея.

— Гвоздарь живет за первым поворотом к югу, третий дом с коваными цветами вместо решеток, — улыбнулся смотритель. — Еще что-то для дорогих гостей?

«Чтобы вы убрались побыстрее со стежки», — непроизнесенные вслух слова повисли в воздухе.

— Почему нет. — Явидь кивнула Мартыну.

— Мы идем по следу Тура Бегущего, — сказал молодой целитель.

— Плохой след. — Старик нахмурился.

— Вы его знали? — удивилась я.

— Видел. — Дед перевел взгляд в пространство. — Послушайте моего совета, не суйтесь к Илие с этим. — Он указал на дневник в руках у целителя.

— Почему? — спросил парень.

— Потому что после ухода постояльца с желтой тетрадью его единственная дочь Алика понесла.

Я почесала нос, парень допил чай и поставил кружку, особого впечатления новость не произвела. Это же нечисть, тут за неверность или беременность «в девках» никогда камнями не забрасывали.

— Мое дело предупредить. — Смотритель встал. — Неприятностей с северниками мы не ищем, но если уж припрет, прятаться не станем.

Предупреждению мы не вняли и уже через десять минут стояли перед домом с ажурными коваными решетками. Желтая тетрадь была предусмотрительно убрана в рюкзак. Ворота гаража, пристроенного к дому, открылись, и мы увидели гвоздаря.

Позади кузнеца, там, где должна стоять машина, располагалась мастерская. Пылала жаром печь, в длинных мускулистых руках кузнец держал отнюдь не кузнечный молот, а рычаг современного механического пресса. Шишковатый череп повернулся в нашу сторону. Одного взгляда хватило, чтобы понять, почему Илие не стоит напоминать о визите Тура Бегущего. Он был робазом. Родами погибла его мать, его жена, а вот теперь и дочь. Ее убил плод, что оставил в ней путешественник, остановившийся в его доме на ночь. Еще один род, принимающий смерть от своих детей: либо при рождении, либо после их совершеннолетия. Дочь не доросла до того, чтобы поднять руку на отца, но зацвести для мужчины — успела вполне.