Я ощущаю себя девчонкой-подростком. У меня нет работы. Эндрю, как обычно, улавливает мои чувства. Он прожевывает еду, потом говорит, тыча ложкой в мою сторону:

– Не надо так.

С любопытством смотрю на него, делая вид, будто не догадываюсь, как быстро он меня раскусил.

Эндрю сидит рядом со мной, упираясь ногами в блестящие металлические кружки стоек, которыми стол крепится к полу.

– Ты понимаешь, что ты тоже работаешь? – спрашивает он, искоса поглядывая на меня. – В тот вечер, когда мы выступали в баре «У Леви», мы огребли четыреста баксов. Четыреста баксов за вечер, согласись, это нехило.

– Знаю. Но я все равно не воспринимаю это как работу.

– Не воспринимаешь, потому что тебе это нравится. – Эндрю усмехается и качает головой. – И еще потому, что не трубишь от звонка до звонка.

Он прав, однако я еще не закончила излагать свою точку зрения.

– Одно дело, когда живешь на колесах. А у нас другая жизнь. Нам приходится снимать жилье. Думать о ребенке, который родится всего через пять месяцев. – Я делаю резкий вдох и выкладываю главное: – Я тоже хочу, чтобы моя работа была еще и моим хобби. Как у тебя.

– Потрясающе. – Эндрю кивает, снова набивая себе рот хлопьями. Он сидит в небрежной позе, придерживая миску. – И чем бы ты хотела заняться? – спрашивает он. Основное слово здесь «хотела».

– Знаешь, мне нравится убирать помещения. – Я покусываю губы, думая над ответом. – Я могла бы найти работу в отеле. Еще лучше – устроиться в «Старбакс» или куда-то вроде этого.

– Сомневаюсь, что тебе понравится убирать гостиничные номера. – Эндрю мотает головой. – Пока отец не начал свой бизнес, мама работала уборщицей. Люди частенько оставляют после себя настоящий хлев.

– Ну, тогда я придумаю еще что-то. – Я морщусь. – Как только приедем в Роли, займусь поисками работы.

Ложка Эндрю замирает над миской.

– Значит, ты все-таки решила вернуться в родные места?

Я совсем не хотел, чтобы ее лицо мрачнело и застывало. Отодвигаю миску и через стол тянусь к Кэмрин. Глажу ей бедра и искренне улыбаюсь:

– Детка, я целиком согласен с твоим решением.

– Серьезно?

– Да. Серьезнее не бывает. – Я наклоняюсь и целую сначала ее левое бедро, потом правое. – В выходные нас ждет вечеринка в честь будущего младенца. Так что давай потихонечку собирать вещи.

– В феврале нам придется опять ехать сюда. – Кэмрин сжимает мои запястья. – Твоя мама тоже планирует подобную вечеринку.

– Похоже, что да, – говорю я и улыбаюсь еще шире. Меня не удивляет, что Кэмрин всерьез отнеслась к желаниям моей матери. – Значит, решено. Бросаем якорь в Роли и живем там, пока не надоест.

Кэмрин обнимает меня еще радостнее, чем у двери. Я встаю, беру ее на руки и наслаждаюсь ощущением ее крепенькой задницы.

– Извини, что тебе пришлось есть хлопья, – говорит она.

– Зачем извиняться? – удивляюсь я.

Кэмрин смущенно опускает глаза:

– Держу пари: когда ты мечтал о семейной жизни, то представлял, что жена тебе готовит настоящую мужскую еду, которой позавидовал бы сам Гордон Рамзи[3].

– Ошибаешься. – Я смеюсь, запрокинув голову. Наши лица почти соприкасаются. – Ни о чем таком я не мечтал. А вся эта мужская еда… У Гордона Рамзи нашлись бы другие причины мне завидовать.

Кэмрин снова повисает на мне, обвив ногами талию. Ее лицо заметно краснеет. Я целую ее в нос и заглядываю в прекрасные синие глаза. Свои я закрываю и наслаждаюсь ароматом мяты, сопровождающим ее дыхание. Ее язык осторожно касается моей нижней губы, призывая мой рот раскрыться. Я не сопротивляюсь. Вскоре наши языки смыкаются. Крепко обнимая Кэмрин, несу ее в спальню. Следующий час будет моим, а потом мы начнем собираться в Хьюстон.