Злость буквально перекатывалась по всему телу, как магма в недрах земли, ища выход наружу.

В то время сам князь находился в отъезде, потому Крам, остановившись в имении виновника всех этих неудобств, предоставил управляющему разрешительную бумагу и вольготно устроился со своими людьми, ожидая сбор обоза с податью. Ужинал Крам отдельно от гвардейцев, в главной зале, бойцы же – в людской, выгнав оттуда всех холопов.

В приоткрытую дверь в самый разгар трапезы тихонько постучали.

– Господин командир, – в щели показался могучий крючковатый нос, а потом и сам хозяин «шнобеля».

Крам в который раз за сегодняшний вечер удивился, как этого тощего, сухого старика не разворачивает по ветру, подобно флюгеру, и не тянет к земле столь огромная часть тела. Зычный командирский голос так же не соответствовал внешнему виду управляющего. Ещё Крам обратил внимание на его глаза: взгляд цепкий, такой, что заметит даже, насколько поутру поправился вчерашний назойливый комар.

– Тут, понимаете ли, такое дело… – старик слегка замялся и ссутулился.

Крам с раздражением глянул на управляющего, и тот сгорбился ещё сильнее, опустив голову, но зыркать по комнате не перестал:

– У нас недоим, господин, третий год к ряду.

– И чего ты хочешь от меня? – голос Крама был холоден и звучал опасно.

– Ничего, господин, простите, я просто обязан донести это до вашего сведения и вот, – хитрый старик положил на изукрашенный красивой резьбой низенький столик несколько исписанных листов грубой, серой бумаги, – документы, тут всё указанно. Разрешите послать гонцов по деревням для сбора людей?

Императором был издан такой закон, в котором прописано, что, ежели в один год была недостача, то во второй налаживался десятипроцентный штраф на основной долг. Ежели и в третий год «неурожай», то старейшин казнили, а в погашение долга забирали девочек от двенадцати до пятнадцати лет. Казнить же провинившихся старейшин предстояло новым, в тот же день выбранным из населения.

Десятник промокнул салфеткой губы и с неудовольствием придвинул к себе исписанные ровным мелким подчерком листы, бегло прошёлся взглядом по строкам.

– Хм… а это уже интересно, – подумал он. – Кажется, Боги услышали его обещание о десятине в дар Храму и милостиво решили устроить своему любимчику небольшое развлечение.

Десятник гвардейцев бросил старому туину:

– Отсылай. На смотр я сам поеду, а то насуёте всяких корявых, знаю я вас, – заявил он скривившему недовольную гримасу управляющему, уже предвкушая сценарий завтрашнего дня.

***

Главная приграничная площадь, если её можно так назвать, имела унылый, скорбный вид, и, глядя на неё глазами столичного жителя, десятник преисполнялся непонятной брезгливостью к местным жителям и к их быту. Про каменные дороги и мостовые тут, похоже, и не слышали никогда. Убогие прилавки в покосившихся одноэтажных строениях, которые являлись, как он понял (о, Боги) торговыми лавками, больше напоминали свинарники, и то, как в них можно было найти что-то приличное, так и оставалось загадкой. В центре площади размещался колодец со множеством желобов, расходившихся в стороны от него наподобие солнечных лучей, размером каждый из них по двенадцать шагов и глубиной – в локоть. Эта деталь крестьянской смекалки его заинтересовала, и, чуть поразмыслив, он нашёл ответ на вопрос, для чего все это нужно. Оказывается, эти желоба позволяли напоить одновременно несколько вьючных животных, не создавая очереди, и более того, имели ещё уйму практических применений: стирка, мойка, и банально могли заменить в знойный день фонтан. Подойдя к ним и устроившись в непосредственной близости от открытой колодезной воды, вполне можно отдохнуть и освежиться. Оставив заметку себе в голове, как можно больше узнать про это, десятник «вернулся на землю» и перешёл к решению государственных дел.