Стас не смог удержаться от едкого замечания.

— Он в курсе, сколько тебе лет или тоже повелся на ту статейку в журнале? Мол, Веронике Онегиной не нужна пластика. Ведь она еще так молода!

Мать влепила ему звонкую пощечину. Стас прикрыл глаза, до хруста за ушами сжал челюсти. Следом «прилетела» вторая, но, когда рука Вероники Онегиной поднялась еще раз, Стас перехватил ее за запястье.

— Хватит, - осадил ее холодным голосом. – Тошнит от вас обоих.

Кофе перестал быть вкусным, и в голове, как заведенная, толкалась единственная мысль -валить отсюда нахрен. Пока все не пошло по черт знает какому кругу. Все это было уже сотню раз – не меньше. Сейчас она скажет…

— Ты болен, Стас.

Ну вот, блядь, что и требовалось доказать.

Он встал, попытался сосредоточиться на планах на день – мать перебила его как раз, когда он почти закончил список. Кофе вылил в раковину, сполоснул чашку. Немного рутины, чтобы взять себя в руки.

— Тебе нужна помощь, - не желала униматься она.

— Мне нужно, чтобы меня оставили в покое, - не поворачивая головы, огрызнулся Стас.

— Ты понимаешь, что своими выходками ставишь под удар все, к чему твой отец шел столько лет? Иногда мне кажется, что я… совсем тебя не понимаю.

— Отчего же не понимаешь? Я всего лишь ваше с отцом отражение, но без лживой мишуры вроде сраных семейных ценностей и благопристойности, которую вы выпячиваете всякий раз, когда на горизонте появляются журналисты.

Последние слова задели ее за живое: лицо покрылось багровыми пятнами, кровь отлила от губ. Вот так - то, что нужно. Пусть и у нее «пригорит».

— Я предупреждаю, что буду вынуждена принять меры, если ты не возьмешь себя в руки и не позволишь показать себя специалисту. В Европе есть прекрасные частные клиники, где таким как ты оказывают помощь.

— Причем совершенно анонимно, ты забыла добавить. Ведь у будущего Большого Политика не может быть паршивого сына. Только Гарвард, только «золотая медаль» в школе и совершенно монашеский образ жизни. Знаешь, что? – Злость закипела в нем, ударилась в глотку, словно взболтанная газировка в крышку бутылки. – Меня тошнит от вашего притворства. Было бы гуманнее убить меня до того, как я вылез из твоего живота, мамочка.

К счастью, ей хватило ума не пытаться его остановить. Кажется, впервые за всю жизнь мать не стала спускать на него всех своих бесов.

В гостиной, рядом с вазой, в которой лежали мятные леденцы, лежал его телефон.

Откуда он тут?

Стас повертел мобильный в руках, пытаясь вспомнить что-нибудь из последних дней тупого угарного траха. Он, конечно, совсем башку потерял, но не до такой же степени, чтобы совсем не помнить, что ездил к Егоровым. Да он и не собирался: телефоны у него частенько не задерживались больше пары месяцев, поэтому первым делом на каждый «новый» он ставил утилиту автоматического бэкапа телефонной книги в «облако». Восстановить ее на любом другом телефоне было делом пары минут. После всего, что случилось, он не собирался наведывать к Егоровым в ближайшие лет сто.

— Она малолетка, Стас, - раздался из-за спины голос матери.

Связать «малолетка» и «она» не составило труда.

— Влада была здесь?

— Да. Принесла твои вещи. Я предложила ей подняться к тебе и передать лично. Надеюсь, девочка увидела достаточно, чтобы снять розовые очки. Чем ты вообще думал? Ты хоть понимаешь, что будет, если это дерьмо просочится в прессу?!

— Возраст сексуального согласия… - начал было он, но тряхнул головой, избавляясь от этой мишуры.

Влада пришла к нему. И увидела то, что увидела.

Молоточки в голове принялись тихо отстукивать назойливый ритм. Какой-то сраный марш что ли?