– Звонок, полученный утром, означает не просто «с добрым утром», – говорила Аля, глядя на счастливую Агату. Сопли у той текли потоком, горло было краснущим, голос хрипел, но глаза сверкали, как звёзды. – Это значит, что ты – первая, о ком он думает, когда просыпается.

– И последняя, – мысленно продолжала Агата, – о ком он думает, когда засыпает.

Часто они общались по видеосвязи, и порой Данил отправлял ей смешные картинки спящих котят в корзинке с клубками. Увидев мирно посапывающего зверька, Агата обычно визжала от восторга. На кошачьи шерсть и слюну у неё была аллергия, и ей оставалось довольствоваться только просмотром забавных гифок.

Никита тоже что-то писал ей. По крайней мере, раз в день. Но на его сообщения она отвечала редко. Тратить на них время Агате было попросту жалко.

Анна Георгиевна дважды созванивалась с Ольгой Викторовной, поэтому Никита был более или менее осведомлён о самочувствии Агаты, а рассказывать ему мелкие подробности она нужным не считала.

Двенадцатого мая Данил встретил Агату у подъезда. Они так жарко отмечали воссоединение после долгой разлуки, что едва не опоздали на биологию. Однако от Яны Владимировны им не попало, а уже на следующий день в их жизни начались суматоха и суета по случаю окончания учебного года. Школьные контрольные сыпались одна за другой, и Агата едва успевала совмещать их с ненавистными занятиями танцами.

Второе полугодие Данил закончил лучше, чем первое. В его ведомости прибавилось на целых две «четвёрки». В этот раз обошлось без пересдач, и Инна Владимировна, прочитав его украдкой сфотографированное сочинение, похвалила аргументацию и грамотность.

– В проблему ты попал и структуру не нарушил, – произнесла она и показала большой палец.

В ведомости Агаты тоже стало на две «четвёрки» больше. Они с Данилом как будто дополняли друг друга. То, что получалось у одного, совершенно не давалось другому. Её слабым местом была его любимая геометрия. Начисто лишённая пространственного мышления Агата могла часами вертеть чертёж, но всё равно не увидеть в нём ничего путного. То же касалось и органической химии. Всё эти алканы, алкины и спирты казались младшей Наумовой тёмным, непроходимым лесом.

Ужин у Никифоровых из-за болезни Агаты и последующих тренировок тоже пришлось перенести. Данил привёл её к родителям только в начале июня, когда все экзамены были сданы, а оценки получены.

Лариса Сергеевна встретила их на пороге в ярком летнем платье из тонкого трикотажа. Глядя на цветочный принт и на её чуть завитые волосы, Агата думала о том, что если бы весна могла принимать человеческое обличье, то наверняка бы превратилась именно в мать Данила. Настолько у той был приятный голос и искренняя улыбка.

Квартира Никифоровых была такой же большой, как и у Наумовых. Правда, Агате она показалась светлее и просторнее. Скорее всего, такая иллюзия возникла из-за цветовой гаммы интерьера. Лариса Сергеевна, в отличие от Анны Георгиевны, в отделке квартиры использовала пастельные тона. Вся мебель у неё была белая, а яркие пятна создавались с помощью удачно подобранного декора: светильников, картин и статуэток.

Чай они пили за большим стеклянным столом на кухне. В центре стоял домашний брусничный пирог и заварные пирожные с кремом. Говорила Лариса Сергеевна мало, предпочитая по большей части слушать и кивать. Тем не менее, расспросами о семье Агату тоже сильно не донимали. Алексей Николаевич знал Анну Георгиевну больше десяти лет и, скорее всего, уже давно сложил мнение о девушке младшего сына.