– Все обошлось, милая, – ласково сообщает мне Веприцкий и механическим движением оглаживает спину. – Ты – умница, вовремя прислушалась к интуиции, – шепчет он. – Потом расскажешь, о чем подумала в тот момент, когда решила выкинуть этот дурацкий веник.
– Не знаю, – бормочу я. – Никаких картинок или голосов. Просто захотелось избавиться.
– Я и говорю, что умничка, – воркует Вепрь, целуя меня в макушку. – Ты у нас Майя – спасительница. Интересно, есть такая святая? Нужно заказать иконописцам твой портрет с веником и гранатой.
– Водрузишь на свой алтарь? – бросаю я, прежде чем подумать. И сразу же попадаю под прицельный огонь бешеного взгляда.
– Ты… – рявкает Родион, – ты… – повторяет негодующе и сильно стискивает в ладони мою плоть.
Я вскрикиваю от боли и пытаюсь вырваться.
– Идиот, – шиплю чуть слышно. – Садист поганый…
– Извини, чижик, – искренне раскаивается Веприцкий, тут же выпростав из декольте свою руку. – Я не хотел. Но больше не упоминай всуе.
– Как скажете, мой господин, – фыркаю я и, смерив Родиона недобрым взглядом, отворачиваюсь к окну.
«И с этим придурком мне жить год?! – мысленно сокрушаюсь я. – Год! Твою мать! Но все лучше так, чем объяснять очевидные вещи. Родиоша если вбил себе что-то в башку, то никак не переубедить. Какой Вепрь? Баран!»
Мы приезжаем в клуб в разгар дня. И сразу попадаем в необычную тишину. Это по ночам тут вовсю гремит музыка и народ толпами тусуется от барной стойки к танцполу. Зато сейчас пустые залы и выключенные софиты больше напоминают заброшенную усадьбу. Когда все еще на местах, но уже безлюдно. Я будто со стороны внимательно смотрю на подбегающих к Родиону людей. Бедолаги не знают, сочувствовать нам или поздравлять.
– Через десять минут жду всех у себя, – рявкает Родион и тут же, криво усмехнувшись, бросает небрежно: – Пожрать найдется что-нибудь? Кухня уже работает? Пусть хоть бутеров нарежут, – приказывает он и, крепко сжимая мою руку, отправляется в свой кабинет. Я как послушная девочка шагаю рядом.
– Если хочешь отдохнуть, – бурчит Веприцкий, как только за нами закрывается дубовая дверь кабинета. – Тут есть комната отдыха. Можешь часок вздремнуть или просто полежать, пока менты заявятся. Потом начнут по десять раз одно и то же спрашивать.
– Полиция? – изумляюсь я. – Из-за взрыва?
– Ну да, – недовольно хмыкает Родион. – Проходи, устраивайся, – он делает шаг в сторону и распахивает дверь, замаскированную под шкаф.
Мне хочется упрекнуть его. Заявить, что я ни за что не лягу в постель, где он кувыркается с левыми девицами. И кашлянув негромко, я с вызовом смотрю на него.
– Если ты тут с бабами кувыркался, я лучше на табуретке посижу, – фыркаю я. – В одной койке с твоими лебедями я лежать не собираюсь, – добавляю строго, будто сама нравственность и добродетель.
– Не лежи, – равнодушно пожимает он плечами. – Мне-то что… Табуреток у меня нет, к сожалению. Поэтому сама найди, где приткнуться. Мы тут пробудем долго. Постель, кстати, свежая застелена, – добавляет Родион. – Ежедневно меняют.
Положа руку на сердце, мне хочется заржать в голос. Великий и страшный Вепрь проговорился, будто мальчишка. И даже не подумал хотя бы соврать…
«А кто ты ему? – напоминает мне внутренний голос. – Недоразумение ходячее, да и только…»
– Ну так что? – криво ухмыляется Вепрь. – У меня скоро совещание, милая, – произносит он нетерпеливо. – Не хочешь лежать, сейчас велю перенести для тебя кресло, – кивает он в сторону моего прежнего пристанища. – Дома ты спокойно спала в моей постели и никаких требований не выдвигала, – рычит Родион. – Что сейчас на тебя нашло? – раздраженно интересуется он и, покосившись на часы, закрывает дверь прямо перед моим носом.