Чернобородый опять смеряет меня взглядом и жутковато усмехается. Затихшие было мурашки с новой силой прокатываются по спине ледяным потоком.

— Не твое дело. Сам разберусь.

Эх, понять бы устройство и обычаи этого мира — хоть какие-то перспективы можно оценить! Но все, что я знаю сейчас — лишь то, что мир напоминает наш в период Средних веков. И то отдаленно, ведь мне приходится судить по тому, что успела мельком увидеть по пути.

Горная долина уже осталась позади, мимо несутся домишки, утопающие в снегу, невысокие холмы и обледеневшие рощицы. Вполне такой привычный глазу сельский пейзаж, можно даже подумать, что это наш мир. Но стоит взглянуть на мохнатые спины зверей, что тащат повозку, как все в голове переворачивается. Все-таки все совсем другое, если присмотреться к деталям.

Дома построены иначе, мосты и дороги тоже неуловимо отличаются. Я уже не говорю про одежду местных — необычный крой и вышивка, такой никогда не видела. А уж всякой одежды я успела перевидать за летнюю практику на выездах.

И сразу мелькает озорная мысль: вот бы прихватить домой пару таких костюмов, а потом принести на факультет и наслаждаться зрелищем, как все пытаются определить эпоху и местность! Наша профессура наверняка голову сломает, и все равно никто не догадается!

Невольно улыбаюсь своим мыслям и сразу ловлю настороженный взгляд моего спутника.

— Ты что задумала? — подозрительно спрашивает он.

— Да так, — в тон его прошлому ответу говорю я, сохраняя улыбку. — Сама разберусь!

А что? Блефовать так блефовать! Пока не знаю правил этого мира, приходится действовать наугад.

Нахмурившись, чернобородый переводит взгляд на дорогу. Его явно напрягает мой непринужденный настрой. И пусть я внутри периодически обмираю от страха, стараюсь изо всех сил держаться. Если покажу, что испугана донельзя — он наверняка начнет диктовать условия еще жестче.

А дорога тем временем приводит нас в большой город. Сужу по тому, как начинают тесниться вдоль обочины узкие дома по два-три этажа. Но сейчас ни в чем нельзя быть уверенной. Разве что в том, что мороз здесь такой же трескучий, как и везде.

Внезапно звери резко поворачивают вправо, в ворота большого дома, и повозка с заносом влетает следом. Резко остановившись, «барсы» ложатся прямо на снег, а от большого крыльца к ним подбегают люди и начинают снимать упряжь.

— Сюда, — командует мой спутник, указывая на вход в дом.

— Ты сначала скажи, на каких правах я здесь буду? — выдаю заранее заготовленную фразу. — Если Герриот узнает, что со мной плохо обращались… — и многозначительно поднимаю брови.

Ход наугад, конечно, но терять нечего. Взгляд чернобородого становится особенно тяжелым. Страшно до дрожи в коленях. Из последних сил выпрямляю спину и смотрю ему в глаза.

И тут происходит удивительное — чернобородый чуть меняет тон и произносит почти спокойно:

— Поживешь у меня как… гостья.

Последнее слово он выдавливает с таким трудом, что легко догадаться — он не любит играть по чужим правилам.

— Не привыкла ходить в гости к незнакомым мужчинам, — парирую я, а сама с затаенным ужасом думаю: только бы не пережать!

Чернобородый издает нечто вроде звериного рыка. Похоже на звуки, что слышатся со стороны «барсов», которых уже выпрягли из повозки. Чуть вздрагиваю, но продолжаю держать паузу, вопросительно глядя на него.

— Бродайн, — цедит он сквозь зубы.

— А меня ты уже знаешь, — милостиво киваю ему. — Я не в курсе деталей сделки, что ты задумал, но уверена в одном…

Чернобородый поднимает бровь, всем видом показывая, что готов слушать.