Родилась в Свердловске. Окончила филфак Уральского госуниверситета, Высшие курсы сценаристов и режиссеров. Живёт в Екатеринбурге. Член Союза российских писателей. Премия Андрея Белого – 1997 г. Премия П. П. Бажова – 2006 г. Публиковалась в журналах «Знамя», «Урал», «Октябрь», «Комментарии», «Воздух», «Гвидеон». Книги: «В садах…» Екатеринбург, Изд-во «Сфера», 1996 г. «Приближение к ненаписанному». Челябинск – Екатеринбург, 2000. «Совершение лжесвидетельства». Екатеринбург, Изд-во Уральского университета, 2003. «Шествовать. Прихватить рог». М., «Наука», Сер. «Русский Гулливер», 2008. «За мной следят дым и песок». Кабинетный ученый, Москва – Екатеринбург, 2014. «Под мостом и над мостом». Кабинетный ученый, Москва – Екатеринбург, 2016.

Встречаемся на снегу в вечернем порту,

возле начальных ступеней трапа

и предпоследней навалки ранца,

оставив выкладку низких натур —

на плоскогорья, распадки и буераки,

в кратеры, пифосы… в общем – в клоаки,

где прозябает усопшая мышь,

впутанная в маниакальную мысль —

есть, есть, есть – и в серый стиль непрощённых,

однако на ней такие крутые щёчки,

а на них такой учащённый,

такой разгневанный алый,

что пред нами – бесспорный щёголь,

схвативший риск и лихость капрала,

бывшего с ноготок…

И у всех ледовых бедовых бортов

такие алые щёчки,

как у этой бичовки!

А может, новопреставленной стало стыдно

дёргать районную власть

за фалды заношенного пальто

подпорками-запятыми,

сбивая не масло, а ком барахла…

И лишь душа-верхолаз,

встретившись с балахонами ку-клукс-клана —

или норда и снега, чьи уверенья прохладны,

презрит попеченье бесцветной среды —

какие пробелы, какая халатность! —

и будет взбираться над царствием недобора

над несмываемым смехом воды —

вдоль нескончаемо краснощекого борта

по милям висячих, гуляющих перекладин

не упуская и судовые —

то режущий вдох, то свищущий выдох,

но догоняя великие странствия вечного флота,

все чаще схватывая черты и ловкость

горемыки, почившей в бозе, и мышеловки…

Кто окно моё? Нат Пинкертон

над колпаками двуногих и ветреников деревьев,

или дух его, кроющий всех, как толь,

воткнувшийся на постой

в слежке, цоканьях, подозреньях,

волоокая скука с дымком в ноздре,

календарь на шатающейся горе

перемаранных временем листов,

дуновенье цепкого повторенья…

В нижних долях вида наставлена дольче вита:

бедный дух сентиментальной девицы

выбывает из нафталинных мячей и плюшевого жакета,

из сухого свиста, курящегося над арбалетом,

из нестерпимого оскорбленья —

и вселяется в перголу гостинщика лета,

крещена в шиповник

из волнистого, обратного алфавита,

но возможен его апокриф,

переписанный эльзевиром.

И вдевает в буквы бумажные розы

крадены из правдивых хроник,

или из водевиля…

В серединных отделах странствий

долгих взоров по вотчине, обнесённой рамой,

складывается что ни день

новый жизненный инцидент – цитадель,

а над холкой ея – беззаветный дуэт сердец,

исполины краны, распыляющие сомненье —

что возводят – этажи или остраненье,

каково касательство жадных клювов:

в поцелуе – или стелются над фронтами,

праздно рыщут над рвами с мелким людом —

в них вселились души аистов-чистоплюев —

и не строят верховной ставки, ни иллюзий,

но танцуют внебрачные сальто-мортале…

Ну а в вышних тактах —

разливается пьяный, глиняный синий,

снятый джинном, расставившим вертикали —

мачты, взлеты, бельканто, аркады,

или души рыб, веревок, прощальных взмахов

наплели себе искрящие бивуаки