И слова, что хранили века,
Как подводные атомоходы,
Тихо лягут на дно языка.
Человеческой жизни не станет
Притяженье изменит звезде,
До поры, когда мальчик восстанет
И пойдет по бурлящей воде.
Из-под ног, словно серые горы,
Субмарины всплывут из глубин.
С залпом ядерным новой «Авроры»
В мир придет человеческий сын.
И когда во вселенскую слякоть
Ухнет всё с ненадежных орбит —
Что он сможет? Проклясть да оплакать.
Да и то, если Бог пособит.
Бомж
О. П.
и серой тужурки сукно
Г. Иванов
По стогнам погибших империй
Без паспорта и без гроша
Блуждает в плену суеверий
Погибшая наша душа —
В пальто, по-покойницки длинном,
С убогой шарманкой своей,
Чужая священным руинам
И сонмам великих теней…
О, как ты стремилась оттуда,
Из наших убогих времен,
От нашего бедного люда
На звуки великих имен.
Стремилась – летела и пела,
На счастье сжимая кулак…
Но в этом-то все и дело,
Что все оказалось не так.
Не то чтобы шире иль уже —
Не будь, дорогая, ханжой…
Здесь все оказалось не хуже,
Здесь ты оказалась чужой.
Не смоешь родимые пятна
Холодной парнасской водой.
Пора собираться обратно,
Пора собираться домой.
А то, что мы здесь полюбили,
Там память для нас сохранит:
Имперские острые шпили
И серой брусчатки гранит.
«Скажи, зачем все это было…»
Скажи, зачем все это было,
Шепни – во сне иль наяву, —
За что ты так меня любила
Не в такт молчанью моему.
К чему теперь все эти слезы
И эти приступы тоски.
«Пора сметать с дорожек розы…»
(Точнее было б – лепестки.)
Я был всегда ничем не связан,
С прохладцей ровною в груди.
И вот – я всем тебе обязан.
Всем – даже тем, что впереди.
Песок промерзший, серо-рыжий.
Забит, зарыт в могилу гроб…
И снег, шурша, ползет по крыше
И глухо падает в сугроб. 3 марта 2007 г.
Бедные мысли
Закрой глаза, в виденье сонномВосстанет твой погибший дом —Четыре белые колонныНад розами и над прудом.И ласточек крыла косыеВ небесный ударяют щит,А за балконом вся РоссияКак ямб торжественный звучит.В. Смоленский. Стансы.
Когда я слышу, что на свете
Совсем уж не осталось тем:
Негожи, мол, и те, и эти,
Нет места этим, мол, и тем;
Как будто сказано на десять
Рядов уж всё и обо всём,
И всё, что словом можно взвесить,
Давно уж взвешенным несём;
И не осталось в мире чувства
Иль на худой конец – мысли,
Которым прежние искусства
Употребленья не нашли, —
Я вижу, как в холодный зальчик,
На льдистый лаковый паркет
Вступают девочка и мальчик
Семи-восьми неполных лет.
Открыты шторы. Дождик редкий
На стеклах строит капли в ряд.
А по стенам – с портретов предки
На них внимательно глядят.
А за стенами вся Россия,
В пожарах дымных до небес,
И моросят дожди косые,
И пролетарии босые
Упорно строят ДНЕПРОГЭС,
Ломают церкви, судьбы, жизни,
И – клином вышибая клин, —
Пройдя с боями по отчизне,
На танках пишут «На Берлин».
А погодя прямой наводкой
Из танков лупят в «Белый дом»
И запивают теплой водкой
Остатки мыслей о былом…
Вы правы, это было, было,
Не поворотишь время вспять.
И много ль проку то, что сплыло,
Бесплодно ворошить опять.
Зачем? Оно того не стоит,
Нельзя всю жизнь смотреть назад.
Пустое это все, пустое…
Пойдемте, дети, лучше в сад.
Там шум и блеск, там тети-дяди
Галдят, смеются, пьют-едят,
И силиконовые бляди
На них внимательно глядят.
«Снова осень за окнами плачет…»
Снова осень за окнами плачет.
Мокнут липы, скамейка и стол.
Ничего это больше не значит,
Жизнь твою этот дождик иначит
И смывает в холодный подзол.
На дорожке овальные лужи,
Человеческой жизни года —
Мельче, глубже, пошире, поуже.
Да, конечно, бывало и хуже,
Но бессмысленнее – никогда.
В сером небе гудят самолеты.
Льется с крыши на землю вода.
Капли, паузы, брызги, длинноты —