чтобы нас рассмотреть, нужно снять

контактные линзы

смерти.

«потанцуй же со мной, человек», —

шепчешь ты

катастрофическим отсутствием слов.

но как? у меня же нет ни рук, ни звездных

рукавов, чтобы тебя обнять. что же делать?

а через световую секунду – Бах! Иоганн!

и нет ничего. никого.

только слов светящиеся острова

висят и пульсируют в космической пустоте,

как медузы в бархатной черноте.

o вечность…

тебе дали задание перенести

несколько разумных блох на львиной шерсти

из точки А в точку Б, но не поместимся мы на трубе

творца.

и домики утром ранним – серые слоны у водопоя —

тихо обмахиваются хвостиками балконов.

среди искорок нового дня

так невесомо, так радостно исчезать,

уже не принадлежу времени, – лучшая часть меня

переведена листопадом на марсианский диалект

красно-бурого парка,

на язык стихов, устриц, поцелуев.

больше нет смысла бродить по волнам.

вести слепых мышек в обещанный рай:

мы уже здесь. нет смысла стареть

и умирать, сбрасывать плоть, щеглов,

птичьи клетки морщин, чтобы начинать

путь заново. ибо вечность – громадный засов

на воротах невыразимого, невыносимого.

но мы можем открыть любой замок —

любовью, перышком, ошибкой. ибо

мы сами ключи от невидимых дверей,

наша сила – в любимых устах,

в стремлении к совершенству, в добрых глазах…

но, о вечность, ты совсем не веришь в нас,

ибо Бог азартен – рулетка созвездий запущена.

и Он ставит наши жизни на числа, но

что же он такого хочет выиграть,

если готов нас проиграть?..

Родился в 1976 году в Челябинске. Поэт, драматург, публицист, педагог. Лауреат литературных и театральных премий. Автор пяти книг поэзии и прозы. Печатался в изданиях «Урал», «Юность», «Литература», «45-я параллель», «Порт-Фолио», «Двоеточие» и др. Участник Антологии современной уральской поэзии и Антологии «Русская поэтическая речь». Соорганизатор поэтического фестиваля «IпВерсия». Автор и участник многочисленных просветительских и культурологических проектов.

Вернусь. На меркнущем исходе,

в очках, с протезом, с костылём —

когда подснежник верховодит,

истошным солнцем опалён;

как будто впереди не ужас,

позади не долгий век,

вернусь, твоей опушке нужен,

забытый всеми имярек.

Вот здесь с ребятами когда-то

из палок делали мечи

и бились жарко, как солдаты,

клинки скрестивши, как лучи,

потом, собрав смолы в жестянку,

творили кроху-костерок,

от комаров зудели ранки,

а костяники было впрок.

…Теперь иные нянчат внуков,

иные держат речь в суде,

и это даже не разлука —

другого просто нет нигде.

Всё больше пилят по живому

на жёлтой просеке стволов,

и мутно озеро, как омут,

и жалок рыбака улов.

Я – пепел, вылетыш, обрубок,

опилка, съетая пилой,

найду консервный старый кубок

с сожжённой заживо смолой,

склонюсь над этим старым кладом,

такой же стылый и ничей,

и мне в лицо ударит радость

под деревянный звон мечей.

И я пойму, что расплатился

за каждый жёлтый миг сполна,

Вот потому и возвратился

к тебе, где сосны и весна,

что за весной – уже не лето,

хоть зарастает среза след,

И нелюбимых больше нету,

но и любимых тоже нет.

Море глотать не хочет один голыш.

Даже лизнуть – нет, думает, не лизну!

Море других полощет вовсю, но лишь

Он подвернётся – сворачивает волну.

Как ни старается сдвинуться он к воде,

Как до холодной кромки ни тянет бок,

Белая пена не жаждет им овладеть,

В чёрном песке своё хороня жабо.

Чем не сумел угодить Посейдону он,

Кто его проклял, чёрного, как кулак? —

Братьев его орошает солёный сон,

Этот же – сух и тяжек, горяч и наг.

…На берегу у самой воды стоишь,

Брызги, как поцелуи, ловя лицом.