– Ух ты! – выдохнул Саша, – Эдемский сад.

– Да, только бутафорский. Садись, – девушка сняла со стула пластиковый цветок, шапку желтых нарциссов на единой пластиковой ножке, сунула ему в руки, – это тебе. Ты же хотел засушить мое имя в книге своей судьбы.

Она помнила. Это грело.

– Ну рассказывай, – сняла куртку, бросила ее на второй ярус кровати, присела на край.

Теперь она была совсем как девушка с полотна Леконта-Верне, этого француза, влюбленного в восточных красавиц. Ровный овал лица с чуть выпуклым подбородком, прямой нос, такой принято называть благородным, широкие брови и глаза. Все-таки, главное – глаза. Большие, чуть раскосые бабочкины крылышки. Совсем не черные, как показалось ему в первый раз. Темно-темно-карие. Карамельно-ирисочные глаза, затягивающие – вляпался и завяз. Она сидела неподвижно, сложив на затянутых в голубенькую джинсу коленях маленькие ладошки. Неподвижно, как портрет. Портрет в серой металлической икеевской раме.

– Что рассказывать? – он крутил в руке пластиковый стебель.

– Не знаю. Что хочешь. Ты же меня искал. Ты и рассказывай.

Они сразу стали на «ты». Это казалось Саше само собой разумеющимся. Ведь они уже давно знакомы, целых два месяца. По крайней мере, он с ней.

– Ладно. Я – Саша. А, да, я уже говорил. Двадцать восемь лет. Работаю в офисе. Живу с мамой. Вот такая анкета.

– Офисный планктон, значит?

– Ну типа…

Он не стал говорить, что работает топ-менеджером в одной из ведущих компаний в строительном бизнесе, что получает более чем приличную зарплату, колесит по городу на белой ауди А7 и с мамой живет в районе Московского проспекта в сталинке, в просторной трехкомнатной квартире. С мамой и еще с котом Фунтиком, рыжей капризной бестией.

– А ты? Сама сказала, у меня обсессия. Я, пока все про тебя не узнаю, не отстану.

– Да что рассказывать. Работаю. Вон, сам видишь, цветочки крутим. Свадебные гирлянды, венки похоронные, все, что хочешь. Тебе не надо? А то могу со скидкой, по знакомству.

Улыбнулась. Словно осветилась вся.

В комнату вошла Нафиса с большой джезвой в руке. Посмотрела на них.

– Кофе не хотите?

– Нет, спасибо. Мы разговариваем.

Та пожала плечами:

– Как хотите. К Гамзе пойду тогда. С ней кофейку попьем. Только печенье возьму. Она прошла узкой тропинкой к столу, как-то ухитрившись не задеть ни одного висящего на стене венка. Раздвинув цветочную кучу, выкопала книжку «Эмоциональный интеллект» и упаковку «Марии». Книгу бросила на второй ярус кровати, печенье взяла себе. Ушла. Только шлейф кофейного духа остался. Манящий. Вкусный. Саша вдруг почувствовал ужасный голод, аж до тошноты.

– Может, пойдем, перекусим где-нибудь. Я полдня ничего не ел. Очень хочется. Правда.

Она хмыкнула.

– Ну пойдем. Только я сама за себя заплачу. А то…

Что «а то…» не сказала. И так понятно. Саша выставил ладони перед грудью упреждающе:

– Само собой. Я и не собирался.

На углу Галерной и Площади Труда была «Евразия». Туда и зашли. Несмотря на пятничный вечер, зал был полупустой, официантки лениво кучковались у стойки.

Заказали суши и зеленый чай. Долго не несли. Потом на столе появился пузатый круглый чайник и пара чашек. Саша хотел налить сразу, но Наргиза остановила его – пусть заварится.

– Я выйду, маме позвоню? А то она волноваться будет.

Наргиза подумает, что он при ней разговаривать не хочет. На самом деле Саша не хотел светить свой новенький айфон последней модели. Мать всегда говорила: «Не надо провоцировать людей». Вот он и не будет провоцировать, пусть не смотрит на него, как на богатенького домогателя.