Поэтому у Кирпоноса были развязаны руки, и он мог сосредоточиваться против Клейста и Рейхенау. У него были четыре стрелковые армии[33], три механизированных корпуса в непосредственной поддержке (22-й, 4-й и 15-й), один (8-й) в резерве, находящийся на 250 миль глубже на территории, и два в «стратегическом резерве» в Житомире (19-й и 9-й). Но все эти мощные силы тратились на мелкие, разрозненные контратаки, и из-за трудностей осуществления командования и неопытности старших офицеров Красной армии в руководстве танковыми соединениями это крупнейшее сосредоточение русских танковых сил на востоке утратило свой ударный потенциал до того, как возникла действительно критическая фаза в сражениях на юге. 22 июня Кирпонос вызвал все три механизированных корпуса из резерва с целью сосредоточить их северо-восточнее Ровно и организовать наступление вместе с 22-й дивизией (уже находившейся там на позиции) против левого фланга Клейста. В действительности же 22-й механизированный корпус был втянут в бой в первый же день и уничтожен. 15-й механизированный корпус, атаковавший с юга, тоже остановился перед противотанковой завесой немцев. Несмотря на такое серьезное уменьшение количества танков, Кирпонос продолжал стойко держаться, но к тому времени, когда 8-й механизированный корпус завершил свой форсированный марш, обстановка настолько ухудшилась, что он один был с ходу послан в бой. Снова русские танки понесли большие потери, хотя лучшая боевая дисциплина и более современное оснащение (некоторые полки были перевооружены танками Т-34)[34] помогли корпусу устоять. Когда из Житомира наконец прибыли 9-й и 19-й корпуса, положение уже было таким отчаянным, что их сразу направили в бой – с половиной первоначально запланированных сил. Неопытные экипажи русских танков, изнуренные четырехдневным маршем и непрерывными бомбежками с воздуха, не могли противостоять уверенным ветеранам 1-й танковой армии, которые знали, как сосредоточиться, когда рассеяться, когда не открывать огня и как выбирать местность. Много русских танков были подбиты, другие угодили в германские засады или заблудились. Одна дивизия вслед за своим корпусным комиссаром заехала в болото, и все танки пришлось бросить.

Однако, если со стороны русских обстановка казалась отчаянной, немцы были совершенно озадачены стойкостью противника. «Руководство войсками противника, находящимися перед танковой группой «Юг», – ворчал Гальдер, – поразительно энергичное, его непрерывные фланговые и фронтальные атаки причиняют нам тяжелые потери». И снова, на следующий день: «Приходит ся признать, что русское командование на этом фронте довольно хорошо знает свое дело».

По крайней мере, Кирпонос, не жалевший ни жизней, ни техники, ухитрялся обеспечивать существование фронта. Но его дни были сочтены, ибо севернее Припятских болот русские армии уже разваливались. Повсеместные отказы средств связи ухудшали передачу различных приказов. Войска связи, радиосвязь, проводная связь – ничего не работало как следует. Шоссейные и железные дороги были перепаханы бомбежками; некоторые части теряли на маршах до половины своей численности.

Только машина Осоавиахима на местах исправно действовала, непрестанно выбрасывая все новые контингента призывников в соответствии с планом мобилизации. Этих бедных парней 1919-го, 1920-го, 1921 годов рождения, со следующими за ними еще более молодыми кадрами, свозили со всей России в медленно движущихся товарных поездах и выгружали как можно ближе к линии фронта, если позволяла германская авиация. Они выбирались из теплушек, в гражданской одежде, со своими фанерными чемоданами и трогались в путь пешком, к мобилизационным центрам, до отказа забитым такими же, как они.