Результат такой внезапной потери прикрытия с воздуха был бедственным для приграничных армий. До конца года русским пришлось сражаться, имея лишь минимальную поддержку своих военно-воздушных сил, и они быстро приноровились к такому трудному положению. Но за эти первые трагические дни хаоса и окружения, когда не поступало приказов, не было центрального руководства, ничего более конкретного, чем постоянные инструкции, «…нападать на врага, где бы и когда бы он ни встретился», потери стали десятикратными из-за «слепоты» разведки и уязвимости на марше.

Пока немецкие танки мчались вперед по равнине, к целям, отстоящим на расстоянии 70 миль, происходила медленная поляризация среди русских армий, оставленных в Польше. Подобно гигантским кедрам, продолжающим стоять и после того, как их корни подрубили, они смело встречали атаку, исход которой был предрешен. В первые недели кампании четыре главные «битвы на уничтожение» расчистили путь германской армии, которая смогла теперь вступить в европейскую часть России и дойти до Днепра.

Идиотская диспозиция приграничных армий оставила Павлова со слабым центром (носившим в первые десять дней название Западного военного округа) и чисто номинально равной численностью по пехоте. Что касается танков, то о сравнении сил не было и речи, потому что против него находилось почти 80 процентов от общего количества германских танков, включая танковые группы Гёпнера, Гота и Гудериана.

У Павлова было три армии – 3-я, 10-я и 4-я, вытянутые в линию от латвийской границы к Влодаве, на краю Припятских болот. В непосредственном резерве он имел пять механизированных корпусов, которые были равномерно распределены и целиком заняты подготовкой к усвоению того неожиданного «поворота кругом», который проделало высшее командование Красной армии в отношении применения бронетанковых войск.

Гёпнер слегка задел правый фланг русской 3-й армии в первый же день, проделав широкую брешь между ней и Прибалтийским военным округом, через которую с невероятной скоростью хлынул 56-й танковый корпус Манштейна. Русские контратаки во второй половине дня оказались направлены против всей мощи 4-й танковой армии, быстро разрушавшей фланги бреши, и увяли под ее огнем. К ночи три русские стрелковые дивизии были полностью уничтожены – живая сила, артиллерия, штабная организация, транспорт, – а еще пять дивизий зализывали раны. Половина танков Павлова была потеряна в страшном хаосе первого послеполуденного боя. 14-й механизированный корпус, сосредоточенный в районе Пружаны – Кобрин, настолько пострадал от германских бомбардировщиков, что он так и не смог двигаться; 13-й, находившийся ближе к месту столкновения, вступил в бой к шести часам вечера, но нехватка горючего, поломки и неподходящие боеприпасы[32] свели к минимуму их результат, так как бригады вступали в бой малыми силами, часто идя друг за другом и повторяя ошибки.

В течение ночи Павлов попытался оттянуть назад остаток своих танковых сил из 10-й армии, превращая 6-й и 11-й механизированные корпуса и 6-й кавалерийский корпус в отдельную «ударную силу» под командованием своего заместителя генерал-лейтенанта И.В. Болдина, и 23 июня приказал атаковать южный фланг германского клина. Вполне вероятно, что эти приказы не дошли в эту первую страшную ночь; возможно также, что командующий 10-й армией генерал-майор К.Д. Голубев не пожелал получать их в незашифрованном виде, так как давление на его собственный фронт усиливалось. Во всяком случае, на следующее утро на месте был только 11-й механизированный корпус. И 6-й, и кавалерийский корпуса находились еще в пути, растянутые во всех направлениях, неукомплектованные и уязвимые. Утром на них совершила налеты германская авиация, и в особенности кавалерия дорогой ценой заплатила за свою задержку. В результате в течение 24 июня армии Павлова ничего не предприняли, чтобы закрыть брешь.