– Знаешь, – продолжал отец Уильямс, – по-моему, нет ничего трудней материнства. Пестовать эти крошечные души, оберегать их от всех опасностей в этом мире… До сих пор тебе это просто потрясающе удавалось.

Дилайла перевела на него взгляд.

– Вы совсем меня не знаете, святой отец.

Он улыбнулся ей, глаза его сияли.

– Но у меня есть глаза! Я вижу твоих детей. Они счастливы, хорошо одеты, сыто накормлены… Был ли столь уж легким твой путь?

Дилайла собиралась уже сказать, что да, все было проще простого. А потом схватить Эмили и двинуть домой. Но почему-то вместо этого тихо произнесла:

– Нет.

Голос у нее дрожал, и это единственное слово едва не застряло у нее в горле.

– Да, это было не так, – просто сказал Уильямс. – Ясно, что путь твой был непростым. И ты прошла его в одиночку. Ты просто чудо, Дилайла. Надеюсь, что ты и сама это знаешь.

Когда в последний раз кто-нибудь говорил ей нечто подобное? Когда в последний раз хоть кто-то восхищался ею? Окружающие ее люди проявляли к ней в основном жалость вперемешку с осуждением. Она знала, о чем они думали. Думали, что уж они-то не стали бы и дальше жить такой жизнью. Что уж они-то не позволили бы такому случиться с ними. Они относились к ней как к чему-то сломанному и не стоящему починки.

– Спасибо. – По щекам у нее текли слезы. Дилайла поспешно вытерла их здоровой рукой.

А отец Уильямс все продолжал говорить, рассказывая ей, какая она сильная. Какая крепкая духом. Какая умная. Больше уже не имело значения, что он ее совсем не знал. Дилайла ощущала то же самое, что и он. Может, он просто как-то сумел это интуитивно прочувствовать. Может, как Божий человек, он видел больше. Ей было все равно. Она хотела хоть раз услышать, что имеет право гордиться собой.

– Зачем ты приходишь сюда, Дилайла? – наконец спросил он.

– Сама не знаю, святой отец.

– Пожалуйста, – отец Уильямс коснулся ее плеча, – можешь называть меня просто Моисей. Пастор Адамс сказал, что ты часто приходишь сюда. Зачем?

– Чтобы быть ближе к Богу? – пробормотала она.

– Веская причина, – подтвердил он. – А чего же ты просишь у Бога, когда молишься?

– Раньше я молилась о помощи, – ответила Дилайла прерывающимся голосом.

– А теперь перестала?

Она коротко кивнула.

– Наверное, ты просто молилась не о том, – предположил Моисей.

Дилайла удивленно посмотрела на него.

– Как это? О чем я должна была молиться?

Он вновь улыбнулся – более жесткой, даже мрачной улыбкой.

– О воздаянии.

Эбби помассировала виски. Пульсирующая головная боль угрожала проявиться в полную силу. Свет у нее в гараже был слишком тусклым, и резко контрастирующий с ним яркий экран ноутбука медленно, но верно сажал сетчатку, оставляя на ней свои прямоугольные следы.

С момента ее поездки в Вайоминг прошла уже неделя. Но если б ей пришлось как-то обозвать этот промежуток времени, она не стала бы употреблять слова вроде «неделя» или «семь дней». Скорее он представлялся чем-то вроде бесформенного болота без реального начала и конца, вязкого и липкого на ощупь. И ей казалось, будто она тонет в нем.

Эбби взяла на своей работе в полицейской академии неоплачиваемый отпуск. Теоретически для того, чтобы побыть с детьми и помочь им оправиться от психологической травмы, полученной в результате ситуации с захватом заложников в школе имени Христофора Колумба, имевшей место месяцем ранее. Но на деле большую часть этого времени она посвятила изысканиям, касающимся Моисея Уилкокса. Просматривала дела о поджогах, которые могли быть ему приписаны, искала все, что выделялось из общего ряда. Пролистывала веб-страницы или распечатывала их, когда от экрана начинали слезиться глаза. На столе у нее царил полный кавардак – беспорядочная мешанина из полицейских отчетов, фотографий и наложенных друг на друга временных графиков. В голове творилось примерно то же самое, а мысли о расследовании просачивались и в ее повседневную жизнь. Эбби ловила себя на том, что когда сын рассказывает ей, как прошел день в школе, голова у нее больше занята горящими домами и людьми, кричащими внутри. Когда она засыпала, снились ей в основном груды бесконечных отчетов о поджогах и пожарах. Даже священное время в ванной комнате не было свободно от размышлений о разновидностях катализаторов горения и уставном времени реагирования пожарных команд.