Разве я уже не был обречен?
Какая разница – сейчас погибнуть или чуть позже? Но я все равно был возбужден. Нельзя сказать, что мной овладел страх. Страх смерти пропал у меня с той поры, как умерла моя мама. Но сейчас я с нетерпением и восторгом был готов окунуться в любые приключения и авантюры. Что будет дальше?
Время тянулось долго. Я, конечно, привык мерить его земными мерками, но все-таки казалось невероятным, чтобы ракета и Венера неслись к одной точке с такими невероятными скоростями, как тридцать шесть тысяч и шестьдесят семь тысяч миль в час соответственно.
Следить за планетой через боковые иллюминаторы становилось сложнее по мере приближения к ней; глаз сильно дергался. Я заглянул в перископ. Венера торжественно двигалась перед окулярами. Мне уже было известно, что от нее до меня не более тридцати шести тысяч миль – меньше часа пути. Сомнений не оставалось: ракета попала в зону притяжения Венеры и должна была столкнуться с ней, с этой грудой сияния цвета пылающей настурции. Попала. Почти. Попала. Нет, оперируя настоящим временем, она – еще нет. Ракета еще не попала, а я уже, извините, и вправду попал.
Но даже в такой ситуации я не смог удержаться от улыбки. Изначально моей целью являлся черно-красный уголь, Марс, а теперь я должен врезаться в дверцу топки, в рыжую Венеру. Это был мировой рекорд по неточности в прицельной стрельбе.
Лучшие астрономы мира утверждали, будто человек не может выжить в условиях Венеры. Ну, условия проживания вы помните. Сильные пыльные бури? Страшные ураганные ветра на больших высотах? Озера кипящей серы? Мрачные просторы. Не мир, а палеозой на Земле. Чушь. Нужны не гипотезы, а научные данные. Вот их-то и не было. Правда, состав атмосферы уже был известен и не казался подарком на день рождения. Облака из капель серной кислоты мало освежают, согласитесь. А дичайшая разница между температурами поверхностей? Или невыносимая жара, или ужасный холод… Кроме того, считалось, что там нет кислорода. Но, как бы то ни было, тяга к жизни, что заложена в каждом из нас с рождения, и ряд жизненных приниципов заставили меня приготовиться к посадке. И приготовиться так, будто я добрался туда, куда хотел: до Марса.
Итак, будто садимся на Марс. Все по плану.
Я надел меховой комбинезон, меховой шлем, защитные очки и приспособил кислородный баллон так, чтобы он не препятствовал раскрытию парашюта. На тот случай, если я окажусь в пригодной для дыхания атмосфере, была предусмотрена возможность его скинуть, ну а не окажусь – буду гибнуть в шерстях, хотя бы тепло.
Если верить моим часам и вычислениям, через четверть часа мы с ракетой должны были врезаться в Венеру. Ну что ж: морально мы были готовы к этому делу. Представьте, готовы. Жалели только друг друга. Я жалел то, что покидал навсегда – и ракету, и книги, мы разлучались, а о чем жалела она, я мог только догадываться: слава богу, она со мной еще не разговаривала, я еще был в уме…
Мы еще раз взглянули в перископ. Ужаснулись. На нас надвигалась клубящаяся масса черных туч. Какое-то кладбищенское воронье в обрывках, и столько… Это было похоже на первый день сотворения мира. Мы красиво попали во власть притяжения планеты. Пол кабины накренился, и я полетел боковым траверзом прямо в носовую часть. Конструируя ракету, мы предусмотрели эту ситуацию. Космический корабль падал почти вертикально вниз. В открытом космосе не существует таких понятий, как «верх» и «низ», но в этот момент направление падения ощутилось четко.
С того места, где я валялся, пытаясь подняться и утвердиться в коленях, можно было дотянуться до пульта управления, а боковая дверь находилась рядом со мной. Ползком я добрался до парашютного отсека, там приготовил три блока и открыл переборку во внутренний корпус ракеты. Последовал сильный толчок, что означало – дело пошло, парашюты раскрылись и на время замедлили ход ракеты. Тэк-с, пока масть шла в руку. Если попытка воздействия на скорость нашего движения удалась, значит, по крайней мере у нас было где воздействовать. Было нечто, это уже не ваккум. Планету все-таки окружала какая-то атмосфера. Мне нельзя было медлить ни секунды.