Особенно такой красавицы. Нежное и печальное лицо мадонны со старинных гениальных полотен, волна светлых волос (положительно натуральных), синие глазищи, ровный загар. Фигурка… ножки… короткое платье, напоминавшее сметанный на живую нитку кусок дешевенькой ткани, а потому, надо полагать, умопомрачительно дорогое…

– Значит, это вы – генерал из Москвы? – спросило обворожительное видение. – Можно, я сяду?

Мазур молча кивнул. Он пребывал в столь восторженном замешательстве, что едва не ляпнул: «Да хоть ложитесь», но в последний миг опомнился, конечно. При всем его богатом опыте, женщина, молодая и очаровательная, холеная и недоступная, вызывала острый прилив самых примитивных побуждений. Бывают такие на нашу голову…

– Значит, это вы – генерал из Москвы? – повторила она, севши напротив.

Мазур кивнул, решив не вдаваться в излишние подробности. В конце-то концов, он в некотором смысле был генералом, и почти что из Москвы…

– Как вы думаете, все обойдется? – продолжала незнакомка с той же печалью вселенской в синих глазищах.

– Обойдется, конечно, – браво ответил Мазур, поскольку ударить в грязь лицом перед такой женщиной было невозможно. – Вы, простите, если я не ошибаюсь…

– Я – Колина жена. – Она кивнула. – Он мне почти ничего не говорит, поскольку это дело, изволите ли видеть, не женское… Но я же не дура, если я красивая, это еще не значит, что я дура… И у меня есть свои соображения…

– Интересно было бы послушать, – сказал Мазур.

Он и в самом деле так думал. Дураку ясно, что эта холеная и безукоризненная красавица в мужниных делах не участвует, у нее, несомненно, банальная функция очаровательной игрушки – но женщины, если они не круглые дуры, могут что-то подметить, запомнить, связать воедино с помощью своей загадочной логики те фактики, на которые мужик и внимания не обратит…

– Правда? Коля надо мной смеется, но я-то знаю… – Она бросила на дверь быстрый взгляд. – Здесь не совсем удобно… Вы бы не могли, будучи в городе, ко мне зайти?

– Куда, простите?

– Вот. – Она извлекла из крохотной сумочки визитную карточку и протянула ему. – Тут все написано, я первую половину дня обычно там провожу…

В дверь постучали. Красавица поднялась и направилась к двери, напоследок бросив Мазуру:

– Вы только не думайте, что я сошла с ума…

Он торопливо кивнул, глядя ей в спину – что ж, она и в самом деле не сказала пока что ничего, позволявшего бы думать, что с мозгами у нее не все гладко… Обеспокоена – ну, безусловно, как любой на ее месте…

Она разминулась с мужем молча, тихо прикрыла за собой дверь. Встретив взгляд Гвоздя, Мазур пожал плечами:

– Такой вот неожиданный визит состоялся…

– Ну да, я ей говорил… – пожал плечами Гвоздь, усаживаясь напротив. – Надо ж было успокоить, она у меня отнюдь не дура, в главные дела не лезет, но считает, что мужнины хлопоты должна разделять, декабристка… – В его тоне сквозило горделивое хвастовство собственника.

Вполне даже уместное – хозяин такой женщины имеет право на завистливое восхищение ближних…

– Она у вас кто, если не секрет? – спросил Мазур.

– Искусствовед, – опять-таки с ноткой гордости ответил Гвоздь. – Я ей купил махонький такой художественный салон, чтоб забавлялась, чтоб была видимость дела. И занятие есть, и не ноет, что ее в четырех стенах заперли…

– У нее есть постоянная охрана?

– А как же. И у нее, и у пацана. А что?

– Вы и она главным образом здесь живете?

– Ну да. В городе, само собой, есть хатка, но это так, для случайного ночлега. Здесь, сами понимаете, приятнее во всех смыслах… – Он повторил: – А что?