Я неопределенно пожал плечами.

– Понятно, еще один молчун, – она поджала губы. – Прохоров! Возьмешь шефство над новичком, а то у нас тут человек ни разу в лагере не был, даже говорить стесняется.

Весть второй отряд разом замолчал и множество пар глаз уставились на меня. Из калейдоскопа лиц выделилось одно, черноволосого парня на полголовы меня выше в футболке с надписью «Динамо».

– Здорово, Крамской, – он сунул мне руку, я ее пожал. – Спортсмен?

– Неа, – я мотнул головой.

– Ничего, натренируем, – он хлопнул меня по плечу. Рука была тяжелой, меня даже слегка придавило. – Давай в автобус, что ты с рюкзаком-то носишься? У нас не воруют!

Ребята расступились, давая нам дорогу. Я с облегчением забрался в автобус. Внутри пахло летней пылью и бензином. Лобовое стекло украшала бахрома с кисточками, как будто водитель решил привнести уют на свое рабочее место при помощи старой бархатной скатерти. В центре стекла висел запаленный вымпел, надпись на котором я прочитать не успел.

Задний ряд автобуса был уже явно занят – на каждом месте лежал чей-то рюкзак.

– Вот сюда садись, рядом с Чичериной вроде никто не занимал, – Прохоров ткнул мне на место в середине салона. На соседнем лежал небольшой деревянный чемоданчик.

Я сбросил рюкзак на сидушку и чуть не застонал от наслаждения. Ну наконец-то этот пыточный инструмент поедет отдельно от меня!

– А ты правда что ли первый раз в лагере? – спросил Прохоров, повиснув на поручнях, как обезьяна.

Сначала я хотел буркнуть односложное «угу», потом представил себе насмешливый взгляд собственной дочери. Что, зассал, директор? Каких-то тридцать незнакомых подростков на тебя поглазели, а уже и поджилки затряслись?

– Да был я раньше в лагере, – сказал я. – Просто не здесь, а в Нижнем Новгороде…

– Где-где? – переспросил чернявый Прохоров.

Ох… Он же при Советском Союзе как-то по-другому назывался… Ульяновск? Брежневск? Черт, вообще из головы вылетело же…

– В Горьком! – вспомнил я, наконец. – Нижний Новгород – это старое название, мы так иногда по приколу его называли.

– Так вы недавно сюда переехали? – Прохоров спрыгнул на пол и уселся на спинку одного из сидений.

«Куда это, интересно, сюда?» – подумал я. Я же так до сих пор и не знаю, в какой город меня занесло. А на обращенной к городу сторону вокзала название было не написано.

От необходимости отвечать меня спасли хлынувшие внутрь соотрядники. Внезапно даже без толкотни, визгов и кучи-малы, как в соседних автобусах с ребятами постарше. Парни и девчонки степенно заходили в автобус и рассаживались по местам.

«Камчатку» предсказуемо заняла компашка парней, к которой присоединился моментально бросивший меня Прохоров.

– Пропустишь на мое место? – рядом со мной остановилась высокая, почти моего роста, девушка, тонкая и немного нескладная, с длинными волосами, собранными на затылке в простой хвост. Одета она была пеструю футболку и юбку. А под футболкой… Я сглотнул. Выдающихся, особенно для такой субтильной девушки, размеров бюст не мог скрыть даже бронированный бюстгальтер на широченных лямках, который просвечивал через тонкую ткань футболки.

– Ддда, садись, конечно, – сказал я и посторонился, пропуская девушку к окну. – Я Кирилл.

– Я слышала, – не особенно приветливо сказала она. – Аня.

Я кое-как впихал чертов рюкзак под переднее сидение – никаких полок для багажа в этом автобусе конструкцией предусмотрено не было и осторожно сел рядом. На некотором отдалении.

Девушка смотрела в окно, не обращая на меня никакого особенного внимания. Я ее разглядывал исподтишка. Пожалуй, красавицей она не была. Внимательные глаза посажены довольно близко, брови почти сходятся на переносице, и из-за этого лицо выглядит угрюмым. И нос длинноват. Но что-то магнетическое в ней явно было. Впрочем, ни к каким непристойностям этот ее магнетизм отношения не имел. Я пока был то ли чересчур перегружен впечатлениями, то ли воспитание двадцать первого века намертво вбило в голову недопустимость педофилии, даже если ребенок на вид уже давно не ребенок.