Женщины у окон и на балконах молча смотрели им вслед. Мусульманские, христианские. Какая-то женщина сунула одному из них банку с солениями. Какой-то старик пробормотал:

– Храни вас Аллах.

Другие наблюдали за процессией с каменными лицами, и никто не знал, что они думали. Было ли это злорадство? Или даже ненависть? Скорее всего, равнодушие. В военное время каждый сам себе ближний.

Самым странным в шествии колонны была тишина. Если в Тунисе собирается группа людей, всегда много шума. Но тут тысяча с лишним мужчин шагали со своими лопатами по рю Мальта и слышался лишь топот сапог по асфальту. Колонна проходила мимо, и на сердца людей ложился пристыженный холод, утихали разговоры, зрители молчали. И только когда евреи и их немецкие конвоиры скрывались из виду, голоса людей снова оживали. Колонна свернула на рю де Ром, один из мужчин запел песню, остальные ее подхватили – веселую песню в лицо неизвестному. Альберт смотрел им вслед с горькой гордостью и с тревогой за сына, которого не было среди них.

Теперь он мог бы пойти домой. Он не спал тридцать часов.

– Отдохни, Альберт, – советовали друзья, – дальше мы сами.

– Еще одну тысячу до завтра… – Альберт снял очки и потер покрасневшие глаза.

– Мы сделаем. Поспи несколько часов, тебе это необходимо.

Альберт сел в «ситроен». Руки дрожали, когда он заводил мотор. Он посмотрел на пальцы без тревоги, скорее с интересом – вот что делает с человеческим организмом недостаток сна. Почему людям так необходим сон? Сколько времени у жизни он отбирает? Альберт думал о жене, которая ждала его дома, и о мадам Беллайше, которая тоже ждала своего мужа. Он проверил медикаменты в кожаной сумке. И поехал не домой, а к отелю «Мажестик». Перед входом вежливо попросил разрешения поговорить с полковником Рауфом. Охрана впустила его.

Рауф сидел за столом в просторном люксе, сесть он Альберту не предложил. Альберт снял запотевшие очки и изложил свою просьбу:

– Некоторые заложники нуждаются во врачебной помощи. Я хотел бы ходатайствовать перед вами, чтобы их отпустили.

Рауф посмотрел на него так, будто он оскорбил лично фюрера.

– Нуждаются они в чем-то или нет, решать не вам!

Альберт сохранял самообладание.

– Разрешите мне, по крайней мере, посетить заложников. Ведь мы как-никак привели вам тысячу двести…

– Это только начало. Перед нами стоят огромные задачи. Сколько людей у вас есть на настоящий момент?

– Точного числа я не знаю. Но… Я прошу вас…

– В восемнадцать часов я жду промежуточного отчета. Можете идти.

– Полковник. Обращение с военнопленными предусматривает…

– Они не больные, только пара царапин, а теперь избавьте меня от вашей чувствительности! Идите!

Альберт не сдвинулся с места. Он обдумал слова, прежде чем их произнести.

– Месье Беллайше страдает хроническим заболеванием. Ему необходимы лекарства. Если с ним что-то случится, это окажет катастрофическое действие на моральный дух добровольцев, которых мне предстоит мобилизовать. Тут все держится на доверии.

Рауф рассмеялся. И снова обратился к бумагам, что лежали перед ним. Альберт пришел в ярость. А этого ему не следовало делать.

– Отпустите старика!

Рауф вскочил:

– Что вы себе позволяете! Разговаривать со мной в таком тоне! Еще одно слово – и я лично пристрелю вашего раввина!

Страха Альберт не испытывал. Лишь разгоравшуюся ненависть. Чувство, которого он не знал уже очень давно. Отвратительное чувство. Но оно придало ему сил. Он был неуязвим, когда произнес:

– Я предлагаю обменять его на меня.

Он не мог предвидеть последствия. Скорее, хотел задеть Рауфа неким моральным превосходством. В этом было что-то солдатское. Что бывает между мужчинами. По лицу Рауфа пробежала циничная ухмылка.