– И еще одно, Кен. Я беспокоюсь насчет дома. – Это, конечно, вранье. – Там так пусто, кто-то должен за ним присматривать.

– Ты не так уж ошибаешься, – сказал Кен. – Ее поверенный собирался это сделать, но вряд ли он хоть на шаг к нему подходил.

– Хочешь, я заскочу туда и посмотрю, что и как? Раз я теперь снова живу в Брэдфилде, меня это не затруднит.

– А ты можешь? Это мне сильно облегчит жизнь, не скрою. Между нами, я не уверен, что мама настолько оправится, что сможет вернуться домой, но мне противно думать, что с нашим фамильным домом что-то случится! – напыщенно произнес Кен.

Скорей уж ты беспокоишься о наследстве… Кена я знаю. Через десять дней ключи были у меня. И вот в следующий выходной я еду туда, чтобы убедиться в точности моих воспоминаний. Изрытая колеями дорога, которая вела к ферме Старт-Хилл, заросла гораздо сильнее, чем в мой последний визит, и мой джип с трудом преодолел три мили от ближайшего однополосного шоссе. Я выключаю мотор в десятке ярдов от унылого маленького коттеджа и минут пять прислушиваюсь. Ветер шуршит в разросшейся живой изгороди, поют какие-то птицы. Но звуков человеческого присутствия нет. Даже шума машин вдалеке не слышно.

Я выхожу, осматриваюсь. Одна стена хлева рухнула и превратилась в беспорядочную груду песчаника для изготовления мельничных жерновов, но меня порадовало отсутствие следов непрошеных гостей: ни остатков от пикников, ни ржавых пивных жестянок, ни мятых газет, ни сигаретных окурков, ни использованных презервативов. Я подхожу к дому и отпираю дверь.

Мне хватило беглого взгляда, чтобы оценить ситуацию. Внутри коттедж сильно отличался от того уютного фермерского домика, который мне запомнился. Все личное – фотографии, украшения, нарядные конские сбруи, старинные вещи – ис чез ло. Все было упаковано в клети и теперь хранится на складе – осторожность, свойственная йоркширцам. У меня даже вырвалось нечто вроде вздоха облегчения; здесь не было ничего, что могло бы вызвать воспоминания, которые помешали бы мне делать то, что следовало. То была чистая доска, с которой стерлись все унижения, разочарования и боль. Ничего из моего прошлого, ничто не удивит меня. Человек, которым я был, отсутствовал.

Прохожу через кухню к кладовой. На полках пусто. Бог знает, что сделала Дорис с рядами банок варенья, солений и домашними винами. Может, увезла их в Новую Зеландию, чтобы поменьше есть незнакомой пищи. Стою в дверях и смотрю на пол. Чувствую, как по моему лицу расползается глуповатая улыбка облегчения. Память не подвела меня. В полу был люк. Присев на корточки, тяну за ржавое железное кольцо. Через некоторое время дверца люка поддается, скрипят петли. Вдохнув воздух подпола, я окончательно убеждаюсь, что боги на моей стороне. Вопреки моим опасениям, что там будет сырость, вонь и спертый воздух, в подвале оказалось прохладно и слегка пахло чем-то свежим и сладким.

Я зажигаю туристический газовый фонарь и осторожно спускаюсь по каменным ступеням. Луч света выхватывает из темноты очертания просторного помещения, футов двадцать на тридцать. Пол выложен каменными плитами, широкая каменная скамья идет вдоль одной из стен. И только побеленный известью потолок слегка потрескался. Это можно будет легко исправить. Под прямым углом к каменной скамье расположена раковина со сливом. Ферма снабжалась водой из собственного источника. Кран заедает, но, когда мне в конце концов удается его повернуть, оттуда потекла вода – чистая и прозрачная.

Рядом с лестницей стоит выщербленная деревянная скамья, сверху висят аккуратными рядами тиски, струбцины и прочие инструменты дяди Генри. Присев на каменную скамью, я крепко обхватываю себя руками. Пара часов работы – все, что потребуется, чтобы превратить это место в застенок, намного превосходящий все, до чего додумались создатели компьютерных игр. Мне не нужно будет думать, через какие лазейки могли бы спастись мои «гости».