– Корабль Телемаха в бухте.
И это начало конца.
Глава 4
Бегать недостойно царицы. По мнению поэтов, бежать царице разрешено, разве что кидаясь к своему давно потерянному супругу, который все еще в крови поверженных врагов и в поту выигранной битвы прильнет к ее вздымающейся груди, или в приступе горя – к окровавленному бездыханному телу означенного мужа, дабы огласить намерение пронзить вздымающуюся грудь его мечом, поскольку не мыслит жизни без него. В последнем сценарии роль каждой находящейся неподалеку служанки – выхватить этот самый меч из руки госпожи прежде, чем она успеет навредить себе, чтобы дать той возможность изящно скользнуть в глубокий обморок, очнувшись после которого она, хоть и расстроенная, будет менее склонна к суициду.
А еще царице следует бежать, когда вражеские воины ворвутся в ее город и соберутся обесчестить ее самым диким, варварским способом, – в идеале бежать она должна на вершину утеса, с которого сможет броситься вниз, а если подходящего утеса поблизости не окажется, тогда бежать не следует, а следует применить все женское достоинство и силу характера на то, чтобы убедить хотя бы самых достойных среди солдат не насиловать ее на месте, попросив вместо этого покровительства у их капитана, который, по крайней мере, в своей жестокости будет один…
Вот, если верить поэтам, единственные обстоятельства, при которых царице разрешено бежать, и большинство предпочитают мольбы или смерть.
Вот какие истории сочиняет мой отец Зевс и мои братья-боги, и вот какую власть они имеют. Я бы выжгла все это дотла, будь у меня достаточно сил.
Пенелопа знает, какие правила установлены для нее поэтами и повелением мужчин, и потому не бежит к пристани, у которой только что пришвартовался корабль ее сына Телемаха. Вместо этого она движется быстрым шагом, от которого перехватывает дыхание. Такой увидишь разве что на пожаре, когда главный в цепочке ведер знает разницу между спешкой и паникой. Ее преданнейшие служанки, Эос и Автоноя, держатся по бокам от нее на пути через город, в то время как третья женщина в группе, более пожилая и сильнее запыхавшаяся Урания, ковыляет позади со сдавленным:
– Никакого достоинства!
Кенамона нигде не видно. И это самое разумное поведение для всех заинтересованных лиц.
Корабль Телемаха – вполне пригодное судно, способное нести около тридцати гребцов и достаточный запас пресной воды с сушеным мясом в трюме. Оно едва ли годится для битвы и не особо примечательно на вид – виной тому обшарпанные борта и залатанные паруса, – но именно за эти качества я выбрала его. Телемах, конечно же, хочет быть героем, но каким грузом ложится на него наследие отца! Легенда об Одиссее может лишиться части своей значимости, окажись его сын жалким ничтожеством, ведь тогда и слава отца будет чем-то преходящим, скоротечным; отсюда необходимость устроить Телемаху хотя бы подобие тяжких странствий. Но даже величайшим героям для достижения результата необходимо сначала в этих странствиях выжить, а скрытность – весьма полезный навык для тех, кто хочет протянуть до момента собственной славы. Одиссей это прекрасно понимает и отлично чувствует тонкую грань между демонстрацией героизма и умением избегать его последствий. А вот разумность его сына в этом вопросе вызывает большие сомнения…
И потому – просто пригодное судно.
Учитывая подобную двойственность, нам не стоит удивляться тому, что, хоть корабль, унесший Телемаха из Итаки много лун назад, снова гордо покачивается у пристани, самого юноши нигде не видно.