Когда за окном темнеет, я слышу, как в замочной скважине поворачивается ключ, и усмехаюсь. Приходится притвориться спящей, чтобы мама ушла, но она и тут проявляет себя с лучшей стороны, укрывает меня пледом и целует в щеку. Усилиями воли не шевелюсь, пока Жанна Павловна оттачивает актёрское мастерство, и расслабляюсь, когда та уходит. Жду десять минут и поднимаюсь на ноги. До балкона крадусь, тихо открываю дверь и выхожу на свежий воздух, не слышно прикрываю её за собой. Вид на город просто потрясающий. Меня даже холод не беспокоит. С упоением рассматриваю звёзды на небе и прячу кисти в рукавах тёплой кофточки.

— Вот так сюрприз! — от знакомого голоса вздрагиваю и поворачиваю голову прямо на источник. — Милые ушки, — Антон курит на балконе, который совмещён с нашим.

Великолепно… Хочу отвести взгляд, только не получается. Пялюсь на него. Весь такой домашний. В белой толстовке с капюшоном и спортивных штанах. Улыбка до ушей. Волосы взъерошены. Сердце заходится странным ритмом, когда он подается вперёд и пытается заглянуть в комнату.

— Не спится? — пожимаю плечами, вместо ответа, а он снова улыбается, кидая окурок с балкона вниз, и по воле случая, как раз в этот момент у меня громко урчит в животе. — Милые ушки, на диете?

— Нет, — щёки припекает, и хорошо, что в темноте не видно, как я сгораю от стыда.

— Я как раз эклеры из «Олимпии» собирался есть. Составишь компанию? — протягивает мне руку, и вроде жест невинный, а я округляю глаза, словно меня на грех совращают. — Давай, Лиз, — мягко произносит моё имя, и я громко выдыхаю.

— Нет.

— М-м-м, — манит пальцами к себе, — твой рюкзак у меня. Заберёшь?

— Заберу, — отвечаю ему с гулом в голове. Как у него?! Почему?! Он был с Кристиной, когда она запихивала меня в каморку?!

— Хорошо. Давай лапки, Милые ушки, и гоу ко мне на эклеры.

6. 6

Я отказываюсь от предложения Антона и скрываюсь за дверями так стремительно, что выгляжу трусихой. Сердце глухо бьётся внутри, а я стою и подпираю дверное полотно спиной, прокручивая последние минуты в голове. Красивых мальчиков нужно обходить стороной, особенно, если это чужие мальчики агрессивных девочек, закрывающих тех, кто им не нравится, в тёмных каморках забавы ради. Я даже глаза прикрываю, чтобы успокоиться, и губы искусываю, вспоминая, как мило выглядит То-о-оша, когда улыбается. У меня в животе разливается приятное и совсем не уместное тепло от его взгляда, но я одёргиваю себя, напоминая, что у него мои вещи. И неизвестно, как они попали ему в руки! Я должна злиться! Должна!

Эти ребята далеко не такие, какими хотят казаться. Инна стала свидетелем моего унижения, но ничего не сделала, чтобы спасти сразу. Да, я благодарна ей, но… Если бы я видела издевательства над другим человеком, то поспешила бы на помощь, как с Женей в своё время. Вспоминая про подругу, тянусь рукой к пустому карману и издаю глухой стон. Телефон в рюкзаке, а рюкзак у Антона, который, ко всему прочему, ещё и мой сосед. Так хочется поделиться своими переживаниями с Женей… Но вместо того, чтобы забрать у одноклассника своё имущество, я иду к диванчику и сворачиваюсь на нём в клубок. Крепко прижимаю колени к подбородку и закрываю глаза. Засыпаю не сразу. Вслушиваюсь в то, что происходит за стеной. Постепенно тишина срабатывает, и я погружаюсь в беспокойный сон, где голос Жанны меня не щадит.

— Я спасаю тебя, Лизонька! Я нас спасаю!

Открываю глаза резко, словно кто-то вылил на голову ведро ледяной воды. Присаживаюсь и тру глаза руками, пытаясь успокоить лихо бьющееся сердце. Мне жарко. Дыхание рваное, как половая тряпка. Скидываю с себя плед и медленно поднимаюсь. Только стоит сделать шаг, как я застываю на месте. Около стола мирно лежит мой старенький рюкзак, а на столе стоит коробка с красивой надписью: «Олимпия». Я глазам своим не верю и не моргаю некоторое время, осознавая, что Антон, чёрт возьми, был ночью в моей комнате!