Еще одна волна воспоминаний бьет под дых. Девочка... моя дочь. Десять лет, русые кудри, голубые глаза отца. Она называет меня "леди Надин", и то отстраненно, как дальнюю родственницу. Ее воспитывают няньки, а я... я просто существую рядом.

— Почему? — шепчу, и не знаю, кому адресован вопрос — отражению или самой себе.

— Потому что я была не той, кого он искал, — отвечает Надин, и слезы катятся по ее щекам, хотя мои глаза сухие. — А теперь ты здесь. И ты тоже не та.

Не истинная?

Границы между мной и Надин размываются. Я ощущаю себя ею, а ее эмоции становятся моими. Мы сливаемся в одну раненую душу, когда-то разорванную между двумя мирами и сейчас объединившуюся в одно целое.

Не понимаю, как это возможно. Почему это происходит именно со мной?

Отражение в зеркале поднимает руку, словно услышав мои мысли.

— Мы магические двойники, Надя. Меня отравили, но ты заняла мое место.

— Постой, постой. Что за двойники? — не нравится мне этот разговор. Я не двойник, я...

— У каждого человека есть магическая копия.

— А может ты моя копия?

Отражение улыбается.

— У тебя характер. То что нужно.

— Нет, я хочу вернуться...

У Надин красивый муж, но, увы, отношения у них не самые радужные. А лорд Рон Хаверр — его имя вспоминается вдруг очень четко — не самый верный и любящий муж.

— Мы один и тот же человек, — Надин утирает слезы, а затем я с ужасом ощущаю, как чужое сознание растворяется во мне.

Аж складываюсь пополам от неожиданности. Не потерять себя! Нет! Судорожно ловлю воздух открытым ртом. Медленно отхожу от зеркала и понимаю, что стала обладательницей чужого тяжелого опыта. При этом помню не все, видимо, информация действительно будет приходить частями.

О-о-о... как же не повезло. Теперь я несчастная жена. Отвергнутая мать. Преданная всеми женщина.

Вздрагиваю от стука в дверь и произношу «Войдите».

В спальню влетает пожилая костлявая служанка в черном платье. Завидев разобранную постель, она кривит тонкие губы. Да что там — ее буквально корежит от отвращения, словно это не супружеская спальня, а бордель.

— Что наденете? Яркие платья нельзя, мы все еще скорбим после смерти вашей тети.

Даже служанка считает себя вправе указывать госпоже!

Она копается в гардеробе и вытаскивает платье из темно-синего бархата с высоким воротником и длинными рукавами. Ткань плотная, тяжелая, словно панцирь. Застегиваю бесконечные пуговицы дрожащими пальцами.

Гляжу в опустевшее зеркало в последний раз. Кажется, мы с Надин и правда стали одним целым. Ее печаль поселилась у меня в груди тупой болью.

И все-таки я не она. Я умею бороться.

— Вы свободны, — обращаюсь к служанке. Черт знает, как ее зовут.

Женщина зло фыркает, словно я позволила себе непростительную дерзость.

— Недолго вам, недостойной, ходить с поднятым носом, — отвечает она и швыряет к моим ногам пару туфель из мягкой кожи. — Скоро все узнают правду о вас.

И так же гордо задрав подбородок, эта карга удаляется.

Выхожу из спальни в длинный коридор. Стены увешаны портретами в тяжелых рамах — суровые мужчины в средневековых одеждах следят за мной мертвыми глазами. Мои шаги гулко отдаются в тишине.

Мраморные ступени лестницы холодят ступни даже сквозь подошву.

Наконец добираюсь до первого этажа. Гостиная — огромное помещение с камином, в котором потрескивают поленья. Запах дыма и старых книг. У окна стоит диван, обитый золотистой тканью.

На диване сидят две девушки и ребенок.

Первая — хрупкая блондинка с кукольным личиком и небесно-голубыми глазами. Одета в платье цвета слоновой кости, волосы заплетены в сложную прическу. Она нежна и воздушна, как одуванчик.