– конечно, Бэг, ты что – не доверяешь мне?

– теперь придется.

– знаешь, а я ведь твою жену втихаря ёб.

– ах ты гнида! да я тебя убью!

Дэнфорт оставил машину крутиться, сел за стол Бэгли, закурил, помычал себе под нос песенку: «о, счастливый я, жизнь роскошная моя, и карманы рвутся от мечтаний… хоть пуст мой кошелек, но я – почти что бог, и карманы рвутся от мечтаний…»[14]

потом встал и подошел к машине с Бэгли.

– ты же сказал четверть оборота, – произнес Бэгли. – а уже полтора.

– ты что, не доверяешь мне?

– почему-то больше, чем обычно.

– и все равно я твою жену втихаря ёб.

– да это, я думаю, ничего. устал я сам ее ебать. любой мужик собственную жену ебать устанет.

– но я хочу, чтобы ты сам захотел, чтобы я твою жену ебал.

– да мне все равно, только прямо не знаю, хочу ли я этого.

– вернусь минут через 5.

Дэнфорт снова отошел, уселся в хозяйское кресло на колесиках, забросил ноги на стол и стал ждать. ему нравилось петь. вот он и пел песенки: «для меня ничего – это много, я – богач, наслаждаюсь ничем, у меня есть звезды и солнце, и моря под покровом ночей…»[15]

Дэнфорт выкурил две сигареты и вновь подошел к машине.

– Бэг, я твою жену втихаря ёб.

– ох, как хорошо-то! какой ты молодец! и знаешь что?

– что?

– мне на это как бы тоже посмотреть хочется.

– конечно, что за вопрос.

Дэнфорт подошел к телефону, набрал номер.

– Минни? ага, Дэн. я щас приду тебе всуну. Бэг? о, и он тоже придет. позыбать хочет. не-а, мы не пьяные. я тут решил прикрыть на сёдня лавочку. мы уже все сделали. с этой заморочкой между Израилем и арабами, да еще африканские войны – нечего дергаться. Биафра – прекрасно звучит[16]. ладно, в общем, мы идем. я тебе хочу в сраку запердячить. у тебя такая жопа, господи. я, может, даже Бэгу запердячу. у него жопа поболе твоей, наверное. держись, солнышко, мы уже выходим!

Дэн повесил трубку. зазвонил другой телефон. он ответил:

– пошел ты в жопу, уёбок поганый, у тебя даже сиськи воняют, как мокрые собачьи какашки на западном ветру.

он бросил трубку и осклабился. подошел к моталке и вытащил Бэгли. они заперли дверь конторы и вместе спустились по лестнице. когда они вышли наружу, солнце висело еще высоко и смотрелось прекрасно. тоненькие юбки теток просвечивали чуть ли не до костей. повсюду смерть и тление. это Лос-Анджелес, возле 7-й и Бродвея, где одни трупаки опускают других и даже сами не знают зачем. нервная игра – вроде через скакалку прыгаешь, или лягушек препарируешь, или ссышь в почтовый ящик, или своему песику дрочишь.

– для нас ничего – это много, – пели они, – мы богаты, у нас ничего…

рука об руку дошли они до подземного гаража, нашли Бэгов «кэдди» 69-го года, залезли, зажгли по долларовой сигаре, Дэн сел за руль, вывел машину, чуть не сшиб какого-то бомжа, хилявшего с площади Першинга, свернул на запад к свободной трассе, к самой свободе, ко Вьетнаму, к армии, к ебле, огромным травяным полянам, сплошь уставленным голыми статуями, к французскому вину, к Беверли-Хиллз…

Бэгли перегнулся и пробежался пальцами по ширинке Дэнфорта.

надеюсь, он хоть женушке-то своей оставит, подумал тот.

стояло теплое лос-анджелесское утро, а может, и день. Дэн кинул взгляд на часы в приборной доске – показывали 11:37 утра – и сразу кончил. «кэдди» он гнал на 80 асфальт скользил под колесами, словно могилки покойников. Дэнфорт включил было встроенный в доску телевизор, потом протянул руку к телефону, потом вспомнил, что забыл застегнуть ширинку.

– Минни, я люблю тебя.

– я тебя тоже люблю, Дэн, – ответила та. – а этот жлоб с тобой?