Но в какой-то момент я просто смирилась. Вернее – сделала вид, что смирилась. И до окончания школы, вела себя ниже травы, тише воды. Вернулась все та же любимая папой, послушная тихая девочка Ирочка. Единственное, что во мне изменилось за эти несколько лет – моя внешность. Я здорово набрала вес. Всякий раз, когда я нервничала успокоение находила лишь в бесконечном поедании чего-то сладкого и мучного. В старших классах мне даже пришлось перешивать форму. Толстушкой в гимназии меня не обзывали – по крайней мере в лицо – и предпочитали обходить стороной, прекрасно понимая, насколько дорого могут обойтись обидчикам мои слезы и гнев братьев.

Всегда строгий, хмурый, закрытый – другим я папу не знала. Но все равно всем сердцем любила его таким какой он есть. Родителей ведь не выбирают. Хотя… возможно, именно смерть мамы сделала его таким отшельником.

Мне было около года, когда ее не стало. Я не помнила ее. Совсем. Лишь те многочисленные фотографии, которыми обставлен весь наш большой дом, напоминали мне о ее коротком существовании в моей жизни. Жизнерадостная улыбчивая блондинка с голубыми глазами. Так я видела маму. И если бы не мои лишние килограммы, можно было бы с твердостью сказать, что я была ооочень на нее похожа. Братья рассказывали, что мама была очень мягкой и доброй женщиной. Своей обволакивающей нежностью могла мгновенно погасить вспыльчивый характер отца. Тушила взрывной фитиль динамита словно спичку. Кстати таким образом – прячась за мамину юбку – братья в детстве нередко избегали наказаний за свои шалости. Папа очень любил маму. Всем сердцем любил. За шестнадцать лет, что ее уже нет, он так и не женился вновь. Да, у него были женщины, но ни одна из них не переступала порог нашего дома, а уж тем более – его спальни.

О свиданиях и встречах с парнями я вообще молчу. Мальчик, который однажды пытался за мной ухаживать в девятом классе и который действительно мне нравился по необъяснимым причинам вскоре начал от меня шарахаться словно я чума бубонная, не меньше. А через несколько дней и вовсе стремительно перевелся в другую школу. Я не раз пыталась достучаться до парня и узнать, что случилось, но на телефонные звонки мне не отвечали. И отцу предъявить тоже было нечего. Но то, что это было его рук дело я не сомневалась. Видимо парень ему тоже чем-то не угодил. 

Это ужасно. Ужасно, когда за тебя все решают. Когда у тебя нет права голоса и вообще какого-либо выбора.

Переездом в мегаполис я грезила последние несколько месяцев. Рьяно посылая свои документы во все столичные университеты с целью во что бы то ни стало вырваться из-под отеческой опеки. И таки у меня это получилось. Сама не ожидала, что в какой-то момент папа приспустит поводья. То ли действительно он перестал видеть во мне немощного ребенка, то ли согласился с моим аргументом «Образование в столице намного лучше и престижней». Но естественно не обошлось и без условия, что брат все время учебы будет за мной присматривать. Даже получилось настоять на комнате в общежитии вместо квартиры брата. Одной мне точно никто бы не дал жить. Но ничего. Я даже рада. Пора выбираться из своей непробиваемой ракушки и потихоньку возвращаться в социум, знакомиться со сверстниками.

Оглянулась вокруг. Людей на улочке практически не было. На пути мне встретилась всего лишь пара прохожих. Перед тем как сел телефон я, кстати, успела прочитать в новостной ленте одной группы, что сегодня в столице праздновался День города. Кажется, на Красной площади даже будут выступать какие-то известные артисты. Эх… Я бы тоже с удовольствием поглазела бы. Но сейчас мне нужно было хотя бы добраться до общежития и наконец принять душ после долгой дороги.