– Перси, – произнес мистер Браннер, – не расстраивайся, что приходится покидать Йэнси. Это… это к лучшему.

Он говорил мягко, участливо, и все же его слова встревожили меня. И хотя он сказал это вполголоса, остальные ребята, заканчивавшие тест, могли его услышать. Нэнси Бобофит одарила меня ухмылкой и язвительно скривила губы, изображая воздушный поцелуй.

– О’кей, сэр, – пробормотал я.

– Я хочу сказать… – Мистер Браннер раскачивал свою коляску взад-вперед, словно не был уверен, как продолжить. – Это неподходящее место для тебя. Дело было только во времени.

У меня защипало в глазах.

Мой любимый учитель перед всем классом говорит, что я и не мог справиться. Перед этим он целый год твердил, что верит в меня, и вот теперь говорит, будто я достоин того, чтобы меня выгнали.

– Конечно, – ответил я, весь дрожа.

– Нет, нет, – сказал мистер Браннер, – я все перепутал. Я пытаюсь сказать, что… ты не обычный мальчик, Перси. Это не имеет никакого отношения…

– Спасибо, – выпалил я. – Большое вам спасибо, сэр, что напомнили.

– Перси…

Но я уже убежал.

В последний день семестра я запихнул свою одежду в чемодан.

Остальные ребята доводили меня, обсуждая свои планы на каникулы. Один собирался автостопом добраться до Швейцарии. Другие отплывали в месячный круиз по Карибам. Как и я, они были малолетние преступники, но богатые малолетние преступники. Их отцы занимали важные посты, были послами или знаменитостями. Я был никто, и звали меня никак.

Они спросили, что я собираюсь делать летом, и я сказал, что возвращаюсь в город.

Чего я им не сказал, так это того, что летом мне придется выгуливать собак или продавать подписку на журналы, а в свободное время – переживать, попаду ли я в школу осенью.

– А! – сказал один из них. – Это круто!

И они продолжали разговаривать, будто меня тут и нет вовсе.

Единственный, с кем я побаивался прощаться, был Гроувер, но, как выяснилось, делать этого не пришлось. Он заказал билет до Манхэттена на тот же «грейхаунд»[2], что и я, поэтому мы снова оказались вместе и вместе ехали в город.

Во время путешествия Гроувер то и дело тревожно выглядывал в проход, наблюдая за другими пассажирами. Я сообразил, что он постоянно нервничал и дергался с тех самых пор, как мы выехали из Йэнси, как будто ждал: должно случиться что-то плохое. Сначала я подумал, что он беспокоится, что кто-нибудь начнет его дразнить. Но в «грейхаунде» дразнить его было некому.

В конце концов я устал сдерживаться.

– Высматриваешь тех, которые знают? – со значением спросил я.

Гроувер чуть не подпрыгнул на сиденье.

– Что… что ты имеешь в виду?

Я признался, что подслушал его разговор с мистером Браннером вечером накануне экзамена.

У Гроувера забегали глаза.

– И что ты успел услышать?

– Ну… не так чтобы много. Что это за черта – летнее солнцестояние?

Он вздрогнул.

– Послушай, Перси… Я просто беспокоился за тебя, понимаешь? Я имею в виду галлюцинации о математичках, которые превращаются в злых духов…

– Гроувер…

– И я рассказывал мистеру Браннеру, что, возможно, ты оказался в стрессовой ситуации, потому что никакой миссис Доддз не было и…

– Эх, Гроувер, врать ты все равно не умеешь.

У него зарделись уши.

– Возьми просто так, ладно? – Он выудил из кармана рубашки замусоленную карточку. – На случай, если я понадоблюсь тебе летом.

Текст на карточке был набран замысловатым шрифтом – настоящая пытка для моих страдающих дислексией глаз, – но в конце концов мне удалось разобрать нечто вроде:

– Каких полу?..