* * *

Девчонка стояла возле кафе «Анаит». Это такое кафе армянской кухни и управлялось, соответственно, семьей армян. Я ее (девчонку, конечно, а не семью армян) приметил чуть ли не за квартал и стал на нее пялиться.

Дорога-то домой, я по ней ходил сто тысяч раз, наизусть знаю каждый камушек, каждый кустик и ничего интересного для меня тут нет, кроме этой девчонки. Вот и смотрел. Сперва, просто так, от нечего делать, но чем ближе подходил, тем больше убеждался, что она вполне себе симпотная. Блондинка, волосы длинные забраны на затылке в хвост, одета в линялые, порванные на коленках и на ляжках джинсы и голубую майку.

На майке белая надпись на неизвестном мне языке, что, неудивительно, из всех языков я владею только русским, и то со словарем. А английский у меня, на уровне того советского разведчика, который знал одну фразу: «Гив ми сикрет до́кумент плиз».

Когда я подошел совсем близко, то разглядел что, во-первых, на армянку она совсем не похожа, во-вторых, она еще красивей, чем я думал, и в-третьих, стоит не просто так, а держит в руках пачку рекламных проспектов, которые раздает редким на нашей улице прохожим. Мне она тоже лучезарно улыбнулась, от чего сладко заныло где-то внизу живота, и протянула яркую блестящую бумажку.

Глупо разулыбавшись в ответ, я бумажку взял и, с сожалением, прошел мимо. С огромным трудом сдерживая желание обернуться, проплелся с десяток шагов и все же не выдержал. Оглянувшись, обнаружил, что она, все также улыбаясь, смотрит на меня.

Я почувствовал, что краснею, аж пальцы на ногах поджались от неловкости. Чтоб как-то погасить смущение, уставился в выданную мне рекламную листовку, хотя обычно выбрасываю их в ближайшую урну.

Это была реклама того самого кафе «Анаит». Надпись вверху зазывала посетить кафе, соблазняя низкими ценами. Ниже располагались аппетитные изображение всяких чамчараков и бозбашей с этими самыми низкими ценами (которые были ни хрена не низкими), а в самом низу, абзац текста, набранного курсивом.

Бегло пробежав его взглядом, я понял, что ничего не понял, и вчитался. Странно, написано по-русски, а въехать не могу. Каждое предложение вроде понятно, но когда начинаешь читать следующее, смысл предыдущего ускользает словно мокрое мыло из рук.

Не знаю зачем, я попробовал читать вслух и даже успел прочесть пару предложений, когда перед глазами вдруг все поплыло, пошло волнами, потом погас свет, и я вырубился.

Очнувшись, обнаружил себя лежащим прямо на асфальте. Под голову было подложено что-то мягкое. Прямо перед моим носом маячили из прорех джинсов белые коленки. Девчонка, оказывается, присела рядом на корточки и, взяв мою руку, мерила пульс, глядя на крошечные часики на запястье. Вокруг собирались люди.

– Упал ребенок! – заполошным голосом сообщила бабка в коричневом платье, мужику в джинсовом костюме.

– Может скорую вызвать? – услышал я женский голос и, закатив глаза, увидел ноги в черных колготках, где-то вверху упирающиеся в короткую кожаную юбку.

– На пьяного вроде не похож. Эй, парень, – обратился ко мне мужик в джинсе, – как себя чувствуешь? Встать можешь? Нет, точно надо в скорую звонить.

– Не надо никуда звонить, – уверенно сказала девчонка, – нам уже лучше! – голос у нее был ласковый, как у тети Оксаны из «Спокойной ночи малыши», – сейчас мы встанем и пойдем домой, да Данила?

– Ты его знаешь? – спросил мужик.

– Ото ж! С ним иногда это бывает. Малокровие… – она сделала сочувственное лицо.

– Точно помощь не нужна? А то он, чего-то не встает…

– Говорю же – нет! Не мешайте, расходитесь! – голос девчонки стал строгим, и взрослые люди, как ни странно, послушались эту пигалицу.