Типография Августа Ивановича Семена была лучшей в Москве. Он напечатал в ней около тысячи книг, в числе которых были произведения Жуковского, Грибоедова, Баратынского, «Путеводитель в Москве» 1824 г., «Памятники Московской древности», а также почти все сочинения Пушкина, вышедшие в Москве, напечатаны в типографии Семена.

Виньетка к изданию поэмы А.С. Пушкина «Цыганы»

С типографией А. Семена связана история с виньеткой, помещенной им в издании пушкинских «Цыган», где изображены кинжал, цепи, змея и опрокинутая античная чаша, очень заинтересовавшая жандармов, боявшихся малейших намеков на революционеров. Семен убедил их, что виньетка давно получена им из Парижа.

Над типографией А. Семена на третьем этаже дома осенью 1827 г. квартировал великий польский поэт Адам Мицкевич. В 1820-х гг. здесь проходило первое заседание Императорского общества сельского хозяйства. На своей квартире на третьем этаже главного дома читал лекции по французской литературе преподаватель Московского университета Амедей Декамп, о которой помощник попечителя учебного округа отозвался как о знатоке французской литературы, но считал, что «по неведению Русского языка пропадет» без переводчика. Другого мнения придерживался А.С. Пушкин, присутствовавший на одной из его лекций (но не здесь, а у своего родственника М.М. Сонцова), и «во все время чтения смеялся над бедным французом, и притом почти вслух. Это совсем уронило лекции. Декамп принужден был не докончить курса, и после долго в этом упрекали Пушкина».

В одном из зданий на этом обширном участке поселился осенью 1858 г. С.Т. Аксаков. Его старший сын Константин писал родителям, что он ищет квартиру: «Мы уже осмотрели квартир 12 и можем указать вам на 2: 1) на Пречистенке в Еропкинском переулке к Остоженке совершенно отдельный домик г<оспо>жи Баскаковой, гнусной наружности, но дешев, т. е. 800 р<ублей> асс<игнациями> в год: внутри довольно еще чисто, комнаты крошечные (всего 6), может быть, вам удастся что-нибудь из них сочинить. 2) на Кисловке на дворе дома Русселя, где пансион m-me Коколль (известно, что во владении Марии Руссель, дочери Ф. Ланга, нанималось помещение для пансиона благородных девиц Эмилии Федоровны Кнолль. – Авт.), каменный флигель: помещение прекрасное, чистое и просторное, но кухня в связи с комнатами и людской особенной нет. Конюшня небольшая имеется. Цена 300 р<ублей> сер<ебром>. Вверху в мезонине и внизу, почти в земле, живут однако жильцы. Может быть, вы успеете как-нибудь сделаться с хозяином или с подземными жильцами, и они уступят вам комнату, Дешевле 300 р<ублей> вы не найдете, а если мы будем откладывать, так дай Бог и за 400 р<ублей> сер<ебром> нанять что-нибудь».

Сергей Тимофеевич Аксаков

Сергей Тимофеевич Аксаков в продолжение многих лет страдал от тяжелой болезни и скончался здесь ночью 30 апреля 1859 г. Отпевали его в соседней церкви св. Бориса и Глеба на Арбатской площади. Рассказывали, что, переехав сюда и узнав, что здешней приходской церковью была Борисоглебская, он сказал: «Тут и я умру, и отпевать меня тут будут».

Кончина «отесеньки», как нежно называли его в семье, очень тяжело подействовала на Константина. Его знакомый рассказывал, как он увидел Константина в то время: он из редакции журнала «Русская беседа», «перебежав только улицу, уж был на Кисловке, а сделав еще шагов тридцать к знакомому дому, видел палисадник за перилами, большие ворота, и из ворот, в противоположную от меня сторону, медленными шагами удалявшуюся фигуру. Я нагнал вслед; медленно отходивший от меня обернулся. Можно ли было узнать прежнего, бодрого душевно и телесно Константина Сергеевича. Мало сказать: он страшно изменился в лице, нет! а от общей исхудалости. и было еще что-то удлиненное и утонченное во всей фигуре. Пепельность бороды и усов, вдруг взявшаяся проседь, вместо прежнего их цвета; с ног до головы чрезвычайная угрюмость во всем виде; неподвижный, какой-то внутрь самого себя обращенный, самоуглубленный взор и тихость, жуткая тихость – поразили меня, „Ни удовольствие, ни радость жизни, – писал другу Аксаков, – для меня существовать не могут. Одним словом, жизнь кончилась, жизнь, как моя”… Всю зиму К.С. чахнул; весной и летом заболел так, что его отправили за границу; в том же 1860 году он и скончался, 7 декабря, вдали от родины, в греческом архипелаге, на острове Занте. За границей первоклассные знаменитости, иноземные врачи дивились чахотке и сухотке этого богатыря, умирающего с тоски по своему отцу; собственно, вся и болезнь была в этом».