И он затрусил к двери. Остановился на секунду поглазеть на жемчуг миссис Диллингтон-Блик и скрылся за дверью.

– Да что же это такое? – воскликнула она. – Из-за чего все это? Что вообще происходит? Почему убежал Обин Дейл? Причем тут какой-то агапантус?

– Наверное, – заметил Тим Мэйкпис, – вам ничего неизвестно об умбеликус глобула, цветке, который вырастила леди Агата, и гиацинтах, выращенных на «базе из дерьма»?

– Нет, это просто ужасно! – воскликнула миссис Диллингтон-Блик, одновременно смеясь и плача. – Ужасно и трагично! И как это непристойно и подло со стороны мистера Мэрримена.

– Да, – заметил Тимоти Мэйкпис, – не очень-то мы похожи на счастливую и дружную семью. Остается лишь гадать, как поведет себя наш мистер Чипс[14], когда корабль окажется в зоне тропиков.

– Будет выглядеть, как мистер Чипс, – заметил Аллейн, – а вести себя как Терсий[15].

– Вот это я называю низко пасть, – сказала Джемайма. – Все видели, как ужасно обиделся Обин Дейл. Побледнел прямо как полотно. А кто он вообще такой, этот мистер Чипс?

– Школьный учитель, – ответила мисс Эббот, на миг оторвавшись от книги. – В этом возрасте у них у всех портится характер. Такова жизнь.

Она так долго сидела тихо, что все забыли о ее существовании.

– Скажите, отец, я права? – добавила она после паузы.

– По всей вероятности. И это одна из причин подобного поведения. Что, однако, его не извиняет.

– Пожалуй, – жалобным тоном произнесла миссис Диллингтон-Блик, – будет все же лучше выбросить эти чудесные гиацинты за борт, согласны? – Она обращалась к отцу Джордану. – Думаю, так будет лучше. И дело не только в бедном мистере Дейле.

– Нет, – согласилась с ней Джемайма. – Мы должны помнить, что у мистера Кадди голова кружится при виде этих цветов.

– У мистера Кадди, по моему мнению, – заметила мисс Эббот, – голова идет кругом не только при виде этих гиацинтов. – Она опустила книгу на колени и окинула миссис Диллингтон-Блик выразительным взглядом.

– О боже! – миссис Диллингтон-Блик снова залилась смехом.

– Что ж, – заключил отец Джордан с видом человека, который отказывается замечать очевидное, – пойду, пожалуй, прогуляюсь по палубе, посмотрю, что там творится.

Миссис Диллингтон-Блик стояла как раз между ним и двойными дверьми и широко улыбалась отцу Джордану. А он стоял спиной к Аллейну. Стоял неподвижно секунду-другую, затем обошел даму и вышел из салона. Все умолкли, впрочем, ненадолго.

Миссис Диллингтон-Блик обернулась к Джемайме.

– Моя дорогая! – воскликнула она. – Я догадалась, что это за человек. Он реформатор и скрытый повеса.

Тут из коридора вошел мистер Макангус, все еще в шляпе. И застенчиво улыбнулся всем пятерым пассажирам.

– Ну, все утряслось? – осведомился он с нервным смешком, очевидно, опасаясь давать более жесткое определение случившемуся.

– Сидим себе как птенчики в маленьком гнездышке, – радостным тоном сообщил Аллейн.

– Скажите, ну разве это не прекрасно, – заметил ободренный его ответом мистер Макангус, – осознавать, что теперь с каждым днем будет становиться все теплее и теплее?

– Да, просто замечательно!

Мистер Макангус описал перед корзиной с гиацинтами маленький танец, свидетелями которого они уже однажды были.

– Просто потрясающе, – произнес он. – Это мои любимые цветы.

– Вот как? – воскликнула миссис Диллингтон-Блик. – Тогда, пожалуйста, пожалуйста, заберите их себе. Я вас очень прошу. Денис отнесет цветы в вашу каюту, мистер Макангус. Буду счастлива знать и помнить, что они отныне у вас.

Он смотрел на нее растерянно и удивленно.

– Ко мне? – переспросил мистер Макангус. – Но почему именно ко мне? Прошу прощенья, вы так добры, и ваш поступок столь благороден, что до сих пор просто ушам своим не могу поверить!