– Альфред, я понимаю, что сейчас, после всего случившегося, тебе трудно вернуться к нормальной жизни. Я говорила, что мы заинтересованы в твоем развитии, и это действительно так. Можешь не сомневаться.

А потом она посоветовала мне не бросать школу, работать над своими оценками, и, может быть, когда я выучусь, они со мной свяжутся.

Больше я ей не звонил, как и она мне. Так закончились мои рыцарские деньки, когда я спасал мир, и я не знал, жалеть о них или, наоборот, радоваться.

Я и в этом ошибся.

По пути домой я снова увидел того лысого мужчину с детским лицом, которого приметил еще в видеомагазине, только на этот раз я засек его, глянув в заднее окно школьного автобуса. В автобусе я всегда занимал место в последнем ряду. Сядь я в любом другом месте, кто-нибудь непременно запустил бы мне в затылок бумажным шариком или плюнул жеваным комком бумаги. Однажды какие-то ребята даже запустили в меня грязными спортивными шортами. Готов поспорить, что за такой кроппинг они заработали как минимум по четыре очка.

Мистер Детское Личико ехал в серебристом «лексусе» представительского класса. Автомобиль был так надраен, что в его капоте отражались кроны деревьев и облака.

Выйдя из автобуса, я немного постоял, чтобы посмотреть, что будет делать мистер Детское Личико. Он спокойно проехал мимо и даже не взглянул в мою сторону.

«У тебя сдают нервы, Кропп, – сказал я себе. – Может, доктор Бендерхолл был прав и ты бредишь».

От остановки до дому надо было пройти пару кварталов по Бродвею. Таттлы никогда не работали – можно сказать, они были профессиональными приемными родителями. В их маленьком старом доме всегда ютилось шесть-семь сирот.

На тот момент моим соседом по комнате был Кенни – тощий пацан с таким узким лицом, будто его сплющили в тисках. Глаза у Кенни были очень близко посажены, и он немного косил, а потому всегда казалось, что он злится, или растерян, или и то и другое. Я не знал, откуда и почему Кенни попал в этот дом, но, как и у большинства приемных детей Таттлов, его история вряд ли была веселой.

Кенни постоянно что-то бормотал, сопел и без конца повторял одни и те же слова. Если рядом был я, он твердил мое имя, ходил за мной по всему дому и бормотал: «Кропп, Кропп, Кропп, Альфред Кропп, Кропп, Кропп, Кропп».

По ночам становилось хуже.

«Кропп, Кропп, Альфред Кропп, тут темно, очень темно, я хочу пить, Кропп, мне очень хочется пить, Альфред Кропп, Кропп, Кропп».

И Кенни был почти всегда уверен, что за окном притаился и подглядывает за нами какой-то злодей. Он изводил меня своим нытьем, и я, чтобы его успокоить, вставал с кровати и лишний раз проверял щеколды.

Но вообще-то, бормотание Кенни меня не особенно донимало. Тихое и монотонное, как стук дождя в оконное стекло, оно порой убаюкивало.

А вот других ребят бубнеж Кенни раздражал, и они обращались с ним довольно круто. Пришлось пригрозить, что, если они не отстанут от Кенни, я поотрубаю им головы и затолкаю их обезглавленные трупы в погреб. После этого Кенни оставили в покое. Пусть я не настоящий рыцарь, зато потомок рыцаря, а в списке рыцарских добродетелей защита слабых стоит на одном из первых мест.

Я в нерешительности потоптался на пороге. Через тонкие стены было слышно, что в доме на полную катушку включен телевизор. Наверное, шел какой-то сериал. Бетти Таттл жить без них не могла.

Хорас обычно сидел развалившись на диване и, стараясь перекричать телевизор, орал на жену:

– И чего ты тратишь время на это «мыло»?! Кучка каких-то придурков и психов! То у них детей похищают, то кого-то убивают, то они влюбляются в собственных братьев!