– Слишком общая информация. – Олеся справилась и со вторым маффином. – Первое: на каком канале или в каком издании работает искомый тип, второе: о каком конкретно вооружении он писал?
– Речь о военных журналистах. Ты с кем-нибудь знакома лично? – подбирался Егоров к сути.
– Допустим. Ну что ты такой обтекаемый? Говори фамилии. Кто конкретно тебя интересует?
– Щеглова знаешь? – потерял терпение Василий, заметив, что Меркулова не склонна сама называть фамилии.
Меркулова поморщилась, то ли вспомнив о чем-то неприятном, то ли оттого, что иссякли маффины.
– Это который Юрий? – уточнила она.
Егоров нашел на своем блюдце крошку от маффина, бросил ее в рот и кивнул.
– Шапочно. Где-то когда-то в компании пересекались. Тебе нужна о нем информация или протекция в плане знакомства? И что мне за это будет? – она наклонила голову к плечу и глядела лукаво.
– Могу купить еще один маффин. И к тому же альтруизм никто не отменял, – Вася обрадовался, что она не задает лишних вопросов, но видел скепсис, который излучали ее умные глаза, и решил усилить натиск: – А что насчет патриотизма?
– По-моему кто-то просто хочет моими нежными ручками делать свою работу, а патриотизм тут ни при чем. Как тебя представить? Ты же, как я понимаю, не собираешься открывать ему карты о своей профессиональной деятельности? И хотелось бы знать, что с ним будет, после того как я вас сведу? Я, понимаешь, познакомлю, его посадят, а обо мне пойдет дурная слава. Что Ермилов по этому поводу думает?
– Он считает, что у тебя тьма-тьмущая знакомых во всех сферах. Вот и Щеглов тебе известен. Что ты довольно изобретательная, чтобы найти мне подходящее амплуа и как представить Щеглову и его коллегам так, чтобы не подставиться самой, даже если мне через какое-то время придется все же открыть им карты.
– О уже и коллеги Щеглова возникли на горизонте! Вот так и садятся на шею.
– И кстати, – улыбнулся Василий, поудобнее расположившись на тонкой шее Меркуловой и свесив ноги, – ты бы у своих знакомых выяснила, как и где добывать новые темы, к кому обращаться из военного начальства, чтобы дали добро на интервью с офицерами и спецами в области оборонных разработок, как дело обстоит с цензурой в этой сфере? Наверняка военные разбалтывают журналистам больше, чем в итоге попадает в эфир или на страницы газет. Все оседает в ушах и диктофонах журналистов. И не всегда приходится рассчитывать на их внутреннего цензора, чувство такта или банальную порядочность.
– Да, порядочность стала банальной, – согласилась Меркулова. – Значит, оборонные разработки? Новинки вооружения… Ну не знаю. Попробую разузнать, поговорю с людьми. Но тебе только расскажи что-нибудь… – Меркулова фыркнула и почесала затылок своей спицей, не вынимая ее из пучка. – Вот так вот поговоришь с такими, как ты и Ермилов, душу распахнешь, а потом вдруг, бац, и выезд за границу захлопнется.
– А тебе так уж нужна та заграница? – Вася отпил кофе.
– Да бог с ней, с заграницей! Надо знать, у кого и что спрашивать. Уметь делать выводы. Ты что, не понимаешь, что многие из этих «патриотических репортеров» откровенные конъюнктурщики. Подул ветерок, запахло порохом и портянками – и они все нацепили броники и камуфляж и пустились плясать вприсядку.
– Погоди, ну есть же, так сказать, идейные товарищи? – недоверчиво поглядел на нее Егоров.
– Само собой. Вот только они тем более с тобой откровенничать не станут, я имею в виду как с представителем твоей конторы. Они пуленепробиваемые, принципиальные. А ты, как я поняла, хочешь заглянуть в потаенные уголки их творческих мастерских, если уж изъясняться образно. У этих ребят там чистота и порядок. В самом деле. Скелетов в шкафу не наблюдается. Ты же жаждешь отыскать яблочный огрызок, висящий в углу на клоках паутины.