4. Глава III. Лгунья

На следующее утро Слава проснулась с рассветом и почти до восьми утра изучала книги, взятые накануне. В девятом часу в спальню пришла Ульяна и принесла завтрак. Плотно прикрыв дверь спальни, горничная поставила серебряный поднос с чаем и блинами на небольшой кофейный столик у окна. Слава в этот момент сидела, склонившись над секретером, и что-то сосредоточенно выписывала на лист бумаги из толстой книги, проворно водя пером. Обернувшись к девушке, горничная сказала:

— Господин фон Ремберг спрашивал четверть часа назад о вашем здоровье, Светослава Романовна.

Подняв голову и чуть обернувшись, Слава быстро произнесла:

— Передай ему, что я все еще больна.

— И сказать ему, что к завтраку вы не спуститесь?

— Да и к обеду тоже, — ответила девушка, вновь обернулась к листу бумаги и продолжила писать.

— Прощения прошу, барыня, — начала тихо с опаской Ульяна, нахмурившись. — Но вы же не больны, Светослава Романовна. Мне придется обманывать господина фон Ремберга, а я жуть как боюсь его. Ежели он узнает, что я лгу, выгонит. Или еще хуже, наведет на меня порчу.

— Ульяна, что ты говоришь? — нахмурилась Слава и вновь обернулась к горничной. — Фон Ремберг не выгонит тебя, я не позволю этого, обещаю. А насчет какой-то там порчи даже слушать смешно.

— Может, вам и смешно, барыня, а мне ужас как страшно! У него такой жуткий ледяной взгляд. Точно он сам колдун, а какие страшные истории про него рассказывают! Прямо кровь в жилах стынет. Что он водится с темными силами и пьет кровь у людей.

— Ну что ты такое говоришь? И где ты этих сплетен наслушалась?

— Все говорят. И слуги, да и вообще в городе.

— Даже не хочу более слушать весь этот бред. Возможно, у фон Ремберга неприятный холодный взор, это так, но…

— Жуткий взор, барыня! Я даже смотреть ему в глаза опасаюсь, так и хочется сбежать от него, как будто ужас охватывает все мое нутро. Я еще по осени-то не хотела более служить у вас из-за него, дак он уехал, слава Богу. А теперь вновь вернулся, и я даже боюсь попадаться ему на глаза. А ныне в коридоре он остановил меня и давай про вас расспрашивать. Как вы почивали и ели ли уже? Дак я так перепугалась, ничего толком сказать не смогла. А он велел все узнать у вас и доложить ему немедля. Вот теперича я и боюсь, как ему сказать неправду?

— Все ты выдумываешь, Уля, право, — уже улыбнулась Слава. — Просто скажи, что я больна и все, ничего более.

— Просто… — произнесла горничная, тяжело вздыхая, — Ладно попробую сказать, как вы велите, — она чуть помолчала. — Вы бы чаю с булочками откушали, они еще горячие.

— Хорошо, Ульяна. Сейчас допишу одну фразу, — кивнула Слава, быстро заканчивая строку.

— Ах, вот еще что, барыня, чуть не забыла, — вымолвила вдруг Ульяна и шепотом добавила: — У меня записка для вас имеется от господина Артемьева.

— От Гриши? — воскликнула Слава и, тут же бросив перо, вскочила на ноги. — Что ж ты молчишь, Уля! Давай сюда!

— Тише, Светослава Романовна, не кричите вы так, — с испугом выпалила горничная, вытаскивая из кармана небольшое письмо и протягивая девушке. — Как-никак, Людвиг сказывал, что барин очень осерчал на господина Артемьева. И ежели ваш муж узнает, что я передаю записки от Григория Ивановича, он очень разгневается. А я страх, как боюсь его.

— Да-да, Уля, — кивнула Слава как-то безразлично, быстро разворачивая записку и читая ее содержимое:

.

«Милая сестрица.

Мне надобно переговорить с тобой наедине. Твой муж, господин фон Ремберг, запретил мне появляться в усадьбе, пока я не исполню его поручение. Но на это может уйти много дней. Оттого прошу тебя, Светослава, приезжай завтра в нашу березовую рощу, что у реки. Я буду ждать тебя с рассвета, у нашего старого дуба, где мы обычно отдыхаем во время прогулок…