Ли-риан слегка повернул голову, и Лирка вдруг поняла, что они смотрят друг другу в глаза. И она не усомнилась, что он на самом деле видит её. Тут же сорвалась с места, пробежала по толстой ветке и спрыгнула вниз, в едва видимые тёмные речные воды.

Губы шамана тронула насмешка, а в глазах сверкнул голодный голубой блеск.

***

А-ара плохо помнила, как добралась до развалин и устроилась под остатками каменной крыши на сочном ковре лошака. Ей доводилось присутствовать при родах в родном поселении, она думала, что готова, что сможет, но, когда голова затуманилась от накатывающей боли, всё забылось. Кроме страха.

Кусая губы и язык, она всеми силами пыталась молчать. Разум просыпался только в промежутках между волнами боли. В какой-то момент она ужасно пожалела, что ушла из становища, где о ней бы позаботились. Мелькнула мысль о горячей воде, чистых тряпках… И девушка глухо зарыдала.

Хотелось помолиться, попросить о помощи. Но сейчас, в самое тяжёлое и отчаянное время, А-ара боялась даже думать о Господах.

***

Река текла на северо-восток, и Лирка полностью отдалась её течению, лишь изредка загребая руками и ногами, когда отдельные потоки выносили её слишком близко к берегам, покрытым мягко светящейся травой. Выбралась она из воды, когда её отнесло достаточно далеко и Иррес сказал, что вот здесь можно выбираться.

«Где-то тут должна быть могила Аххента̀ра. Господа не смеют заглядывать на чужие могилы, это неприкосновенная территория».

«А смертные?» – господин Наэш опасался, что Иррес опять затащит их куда не надо.

«Жрецы и шаманы точно не суются, – хмыкнул дух. – Страх какие суеверные».

Первым делом, выбравшись на берег, Лирка нащупала печать за пазухой. Надеялась, что та выпала, но нет. Восьмигранник хорошо проступал под плотной мокрой тканью. За спиной мягко переступил зверь. От его тела потянуло теплом, а от горячего дыхания зашевелились мокрые кудри. Жар раскатился по телу, и Лирка почувствовала, как высыхают волосы и одежда. До конца не досохли, а сапоги и вовсе пришлось снять и слить с них воду.

Вытащив печать, Лирка недовольно в неё всмотрелась. Плоский восьмигранник из золотистого, сейчас светящегося металла. В центре зияла круглая дыра, от неё на равном расстоянии друг от друга расходились линии трёх кругов, между которыми тянулась затейливая вязь непонятных символов.

– В покое нас теперь не оставят, – Иррес тихо рыкнул. – Придётся уехать с заставы.

Сердце Лирки упало, когда она подумала об отряде и их неисполненной мечте об имени.

Резкий всплеск цвета в небе заставил женщину вздрогнуть и вскинуть голову. Ночное чудо Леса – загадочные и красочные картины – развернулось над кронами деревьев. Опять бесшумно плескалось море. Волны накатывали огромными валами, расползались по Лесу. Зрелище, на которое невозможно смотреть без трепета.

Подселенец пихнул Лирку лапой в плечо и кивнул в сторону противоположного берега. Почти сливавшийся с кромкой воды, он вдруг вырос, стал более отвесным. На лысой поверхности взметнулись и закачались длинные стебли. Женщина уже сталкивалась с такими иллюзиями. Они были не столь впечатляющи по масштабам, но здорово тревожили и сбивали с толку. Отличить их от реальности можно было только по отсутствию звука.

Стебли яростно закачались, будто кто-то продирался сквозь них, и на берег выпал мальчишка. Тощий нескладный подросток с чёрными спутанными волосами до плеч в страшно изодранной одежде. Лирка невольно подалась вперёд, когда увидела стёсанные костяшки рук и влажные тёмные проблески в дырах лохмотьев. Рухнув на землю, мальчишка скорчился, и его плечи судорожно затряслись. Пальцы вошли в землю, всё тело изогнулось, и парнишка перевернулся на спину, корчась и выгибаясь. Лирка как воочию услышала глухие рыдания и вой. По сморщенному лицу катились слёзы, и всё тело мальчика сворачивалось в ужасных корчах. И терзала его явно не физическая боль. Его боль шла из самой глубины естества.