И обтёк по тонкой голубоватой плёнке.

Лирка тяжело села на задницу и замерла, смотря на застывшего шамана. Тот в ярости и недоумении щерил зубы.

– Что это? – выдохнул он. – Ты не можешь быть жрецом! Ты женщина! А самое большее, что даровали вам Господа, – это возможность рожать.

Иррес не смог стерпеть. Сам того не зная, шаман подпрыгнул на любимой мозоли духа. Зверь сшиб мужчину на землю в один прыжок и, вмяв его лицом в землю, с ненавистью прорычал:

– Ты сперва сам роди, сухляда долбанная! Я тебе в задницу…

Лирка торопливо отёрла лицо оставшимся сухим правым рукавом и начала выползать из опасного ручья. Пальцы путались в слизких нитях подводных трав, словно нарочно удерживая.

– …тогда ты!..

Описание предстоящего удовольствия прервал жуткий крик, донёсшийся из глубин Леса. Лирка вздрогнула и наконец выползла на берег, судорожно осматриваясь. В крике было и отчаяние, и боль, и ненависть. Казалось, от испуга затих даже ветер. Зверь приподнял голову от лежащего неподвижно шамана и напряжённо уставился на Лирку.

– Ты что-то нашла?!

– А? – та изумлённо посмотрела на него. – Нет…

Она осеклась и осмотрелась. Может, упала на что-то. Левую руку наконец удалось выдернуть из травянистых пут. Только один стебель вытянулся вместе с ладонью из воды, обвившись вокруг среднего пальца. Лирка попыталась его сдёрнуть и оторопела, сообразив, что это не трава, а чёрная разлохматившаяся верёвочка.

Женщина с немым вопросом посмотрела на зверя. Тот раздражённо вмял лапами шамана в землю и сплюнул ругательство.

– Мелкая, вот тебе по жизни везёт! У богов точно на тебя планы!

7. Глава 7. Проклятое дитя

Схватывающую боль А-ара чувствовала с прошлого дня. Стоило бы сказать старшим жёнам, но она боялась и словно ждала чего-то. Терпела, кусая губы и нежно поглаживая каменеющий живот. Другие женщины её не трогали. Привлекать к работам на таком позднем сроке беременных было запрещено. Только старшая жена-мать И-тона пару раз подходила и, подозрительно щурясь, спрашивала, всё ли в порядке.

К полудню снаружи наметился какой-то шум, женщины встревоженно зашушукались, и А-ара обеспокоенно приподнялась.

– Крысаки объявились, – презрительно протянула старшая, и А-ара испуганно сжалась.

Про отвергавших истинную веру чего только не говорили.

– Не бойся, тебе нельзя, – старшая сурово посмотрела на неё. – Мужчины с ними разберутся. Наш господин не пропустит крыс в свой дом.

– Господин муж ушёл? – удивилась А-ара.

В последний месяц Хо-ёта-си редко покидал становище. Ожидал рождения сына.

– Ты думала, у твоей юбки сидеть будет? Конечно, ушёл. Рожать ты вроде пока не собираешься… Не собираешься же? – тёмные глаза подозрительно сощурились.

– В-вроде нет.

Волна боли вновь накатила, А-ара почувствовала, как под платьем зашевелился живот, но продолжила с лёгкой растерянностью смотреть на старшую жену. Та что-то заворчала и отвернулась.

Точившие А-ару в последние дни страхи обострились. Она не понимала, почему врёт. Будто ложь могла отсрочить рождение ребёнка. Ненадолго забываясь тревожным сном, женщина слышала вкрадчивый шёпот.

«Твоё дитя живо, пока в тебе».

Просыпаясь, она, судорожно дыша, гладила и мяла живот, тревожила ребёнка, заставляя его шевелиться. Ей хотелось убедиться, что дитя внутри неё живо. Потом ловила на себе в течение дня взгляды злой То-нии, и взгляды эти не были злыми. То-нии хмурилась, кусала губы, болезненно морщилась и, столкнувшись с глазами А-ара, торопливо отворачивалась.

И тревога нарастала.

А-ара боялась рожать. Боялась, что ребёнок, покинув её тело, умрёт.