– Как Бог даст, – улыбнулся Василий. – Наш ректор преосвященный Антоний раннего монашества не одобряет. Он о том и в сочинениях своих пишет: «Все живое по природе любит жизнь и отвращается от смерти. В жизни благо, а отнюдь не в самоуничтожении». Иван, да ведь этому и Писание учит: «Пусть во всякое время одежды твои будут белы и пусть масти не оскудевают на голове твоей. Наслаждайся жизнью с женою…»

– Значит, по нашей дорожке пойдешь, в белое духовенство? А товарищи – раз-два! – и преосвященные. Не пожалеешь?

– Преподобный Нил Сорский так учил: «Бог приемлет от людей веру и дарует верным Небесные дарования». Будет и мне по вере.

– Вася, ты скажи без умничанья: есть кто на примете? Небось какая-нибудь петербургская краля?

– В академии наши крали – науки.

– Ректор-то ваш иному учит. Хороший, видно, человек.

Когда возвращались домой, на берегу Кудесницы встретили девушку. Шла по лугу босая, в шафрановом деревенском сарафане, с венком кувшинок на русой голове. Высокая, величавая, а личико детское, светлое, но глаза! Под строгими бровями – черный огонь. У Василия дыхание перехватило.

Девушка молча поклонилась братьям.

– Здравствуй, Мария Петровна, – сказал ей Иван.

– Спаси вас Бог, – ответила девушка. – Мой батюшка три раза ходил к вам.

– Что-то приключилось?

– Приключилось, – ответила серьезно и тотчас сверкнула удивительно ровными жемчужными зубами. – Матушка пирогов напекла.

– До пирогов мы охотники. Садись, подвезем.

– Не-ет, – сказала девушка нараспев, – у меня тут дело…

– А пироги?

– К пирогам я поспею.

Иван видел: глаза у брата просят обернуться, но сидел как дерево.

– Наша соседка. Дочка диакона Петра Бабинина. – Иван хлопнул лошадку вожжей и заодно стер ладонью улыбку с лица.

Ходить по пироги – языка не щадить. Батюшка Иван, привыкший сиживать на свадьбах, на крестинах, на похоронах, сладких слов не жалел, похваливал начинку, тесто, печь и мастерицу. Василий ел в охотку, улыбался, но на слова скупился, не умел польстить.

– Очень вкусно, – говорил он смущенно. – Очень, очень вкусно.

Отец диакон, желая показать ученость, принялся расспрашивать, что нынче читают студенты академии из философского.

– Многое и с увлечением, – ответил Василий.

– А читают ли книги по психологии? Психология для пастырской службы весьма ведь полезна.

– Да, читают… В последние два семестра мне пришлось штудировать Теодюля Рибо «Наследственность душевных свойств», Чарлза Дарвина «Происхождение человека и подбор по отношению к полу», Самуэля Смайльса «Самостоятельная деятельность».

– А Спенсера читывали?

– Из Спенсера я конспектировал «Основания нравственности»… Очень интересную работу психологического направления я нашел у русского автора Струве: «Самостоятельное начало душевных явлений».

Мария Петровна, сидевшая возле самовара, обмахивала лицо шелковым розовым платочком и нет-нет да и вздыхала.

Отец Петр спохватился:

– Для молодых долго за столом сидеть – все равно что долго в храме стоять… Машенька, бери Василия Ивановича, покажи ему нашу радость…

– На качелях покачайтесь, – подсказала дьяконица. – Да не забудьте: на посошок у меня пироги с голубикою.

Вышли в сад.

– Боже мой, а мы в избе сидим! – ахнула Мария Петровна.

В небе тоже был сад. Облачка как бутоны еще нераспустившихся цветов. Розовые, застенчиво нежные. Их все прибывало, прибывало, словно за горизонтом, за морем кто-то огромный и без меры счастливый собрал все розовое в мире и подбросил.

На Марии Петровне платье было тоже розовое. Василий Иванович не смел прямо посмотреть на девушку.