Сильно мигнуло.

– Зарница? – спросил Ваня.

– Слышишь – рокочет? – возразил Павел. – Хорошо, что все убрали, гроза идет.

Слушали, как далеко, видно за озером, небесная телега гремит по камням незримой дороги.

– А я знаю, в каком году было Успение Богородицы. – Ваня затаился, предвкушая торжество.

– В пятнадцатом по Вознесении Господа, – скучно сказал Павел.

– А вот и нет. В сорок восьмом от Рождества Христова.

– Прибавь годы земной жизни Христа, вот и будет сорок восемь.

– Зачем прибавлять. Это был сорок восьмой год. И все.

– Теперь ты скажи, когда евреи принесли в жертву Яхве тысячу овнов?

Ваня молчал.

– В Библии частенько говорится о принесении жертвы. – Иоанн Тимофеевич про тысячу овнов тоже вспомнить никак не мог.

– Это произошло, когда царь Давид поручил сыну Соломону строить дом Господу. Вот тогда народ израильский доставил священникам на всесожжение тысячу тельцов, тысячу овнов и тысячу агнцев. Тогда как раз и воцарили Соломона на царство, а Садока во священника.

– Да-да-да! – вспомнил Иоанн Тимофеевич. – Меня уж так увлекали слова Давида о его богатствах, которые он дает на строительство дома Господа: три тысячи талантов золота офирского, семь тысяч талантов серебра чистого…

– А русский царь богатый? – спросил Вася.

– Деньгами – не знаю, а землями очень богат… Государь Александр Николаевич Шамиля побил и пленил. Теперь Кавказ русский от Черного моря до Каспийского. Граф Муравьев Уссурийский край присоединил. Устье Амура теперь тоже наше.

– Сообщали, что хивинский хан половину ханства уступил России, – подсказал Павел.

– А кем быть лучше, – спросил Ваня, – царем всея Руси или королем Великобритании?

– Русским, – сказал Вася. – Русского царя все любят.

– Не все, – возразил брату Павел. – Студенты царя не любят. Царь многих студентов из университетов исключил, а теперь не велит за границей учиться. Приказал всем в Россию ехать… А Каракозов…

– Не поминай злодея, не поминай! – рассердился Иоанн Тимофеевич. – Откуда у тебя такие разговоры, Павел? Если от приятелей – дунь и плюнь на них, как на сатану. Да и твой вопрос, Ваня, никчемная нелепица. Всякий народ любит и славит своего государя. Мы – русские, наш свет – император Александр Николаевич.

– Но почему свет?! – Павел даже хмыкнул. – В Швейцарии давным-давно нет монархии, а живут процветающе. И в Северной Америке – свобода.

Иоанн Тимофеевич задумался: ответить сыну властно – все равно что оттолкнуть.

В крошечном пруду в ложбинке сада тихохонько курлыкали лягушки.

– Любить царя – значит и царство любить, Родину, народ, живущий в этом царстве. Одна кровь – одна жизнь.

– Его величество у нас немец, – сказал Павел.

– Ох, Господи! – вздохнул Иоанн Тимофеевич. – Я и сам о том подумал… Ты, Паша, не путай меня, братьев меньших не путай… Одно скажу, ребята: царя не любят гордецы, а также те, кто чужим разумом живет, начитавшись преподлейших книжонок. Поляки царя не любят. Эти от зависти, Москвой когда-то владели. А больше всего ненавистен царь иудеям. Были народом избранным у Бога и своими собственными руками отдали Бога на крестную смерть… Хватит нам умничать. Святитель Тихон Задонский говаривал: «Дети всего того берегутся, чем отец их оскорбляется». Разглагольствовать приятно любовно. Вон как лягушки стройно выводят свою песенку. Существо уж совсем нелепое, а Творца хвалит. Какая трель! Слышите? От восторга этак возопила, не иначе. А теперь всем хором грянут…

Притихли, слушая курлыканье, и под эти курлы-курлы – заснули.

Иоанн Тимофеевич пробудился от шушуканья дождя, растормошил детей: