В послании святейшего Тихона пробивались гласы отчаяния: «Где же ты, некогда могучий и державный русский православный народ? Неужели ты совсем изжил свою силу?»

Страшно было читать, но сказанное патриархом для утерявших прежнюю жизнь было правдой.

«Неужели Господь навсегда закрыл для тебя источники жизни, погасил твои творческие силы, чтобы посечь тебя, как бесплодную смоковницу?»

Народ молился, а плясунья – кровавая чума – еще только туфельки примеряла. Пляска была впереди.

Тихон вернулся со службы в церкви на подворье умиротворенный и отдохнувший. После больших праздников Спаса, Успения в душе наступили будни, Тихон радовался малолюдью и молитвенному труду. Яков Анисимович приметил в святейшем эту чудесную душевную сосредоточенность и вздыхал, не желая втягивать в деловую суету.

– Федя юродивый был.

– Из Киева?

– Из Одессы, от владыки Платона. – Подал портфель. – Четыре пакета. Святейший, ты хоть пообедай.

– Прости, Яков. Я все-таки просмотрю присланное, нет ли чего весьма срочного.

А срочной была сама жизнь. Ни поработать, ни пообедать не удалось, приехал Шеин.

– В Ленина стреляли… Чекисты рвут и мечут. Идут повальные обыски. Приготовьтесь.

Тихон посмотрел в календарь:

– По-нашему семнадцатое.

– Наконец-то и на них управа сыскалась! – Яков Анисимович перекрестился. – Притихнут небось без Ленина.

– Милый мой! – воскликнул Шеин. – Теперь вся власть у Троцкого. Иудей в квадрате. Уж он-то поизгаляется над Россией.

К приходу незваных гостей готовились впопыхах, но вечер и ночь прошли спокойно.

Утром святейший был на Соборе. В перерыве увидел Нестора Камчатского, спросил смущенно:

– Владыка, как здоровье Антонина (Грановского)? Я за делами, грешник, опять забыл о нем.

– Исчез! Уход в больнице был хороший, поправился. Записку мне от него принесли: «Благодарю. Исчезаю. Не ищите».

– Исчезать он всегда умел, – улыбнулся Тихон. – Значит, действительно здоров.

– Ваше святейшество, к вам. – Шеин подвел двух незнакомых людей.

– Присяжный поверенный Яков Иванович Лисицын, – представился один.

– Корреспондент газеты «Утро России», – сказал другой, щелкнув по-военному каблуками.

– Мы представители Великорусского союза, – переходя на шепот, сообщил присяжный поверенный. – Отстаиваем интересы великороссов. Желательно ваше святейшее благословение усилиям безупречно честных и благородных людей, а мы в свою очередь будем всячески поддерживать деяния Собора.

– Собор должен действовать своей внутренней силой, – сказал Тихон. – В помощи каких-либо организаций нужды нет, а кто хочет служить Церкви, тот должен стать ее членом, и не по случаю особого момента в жизни страны – по убеждению.

– Вы напрасно нам не доверяете! – Присяжный поверенный покраснел, то ли от смущения, то ли от праведного гнева. – Мы организация серьезная.

– Вот я вас и призываю – будьте смиренными прихожанами в храмах, тогда Господь и великороссов милостью не обойдет.

Новый день принес новый страх. Пришли телеграммы из бывшей столицы: убит председатель Петроградской ЧК Моисей Урицкий.

– Дави кровавых клопов! – обрадовался Яков Анисимович.

– Побойся Бога! – укорил келейника Тихон. – Пролитая кровь вопиет… Для евреев кровь есть душа. А Павел писал, обращаясь к своему племени: «Без пролития крови не бывает прощения». Нынешние властители за кровь своих могут взять непомерную цену.

Как по Книге Судеб читал. Смерть товарища Урицкого товарищ Зиновьев оценил в пятьсот жизней.

– Как их только земля носит! – стонал от бессилия простодушный келейник святейшего. – Еврейка Каплан ранила полуеврея Ленина, еврей Каннегисер убил еврея Урицкого, а головы с плеч летят русские! Это не месть, это иудейское жертвоприношение.