- Милый, знаешь я о чем подумала? Давай я дам тебе денег, пусть миссис Макконер сводит тебя в парикмахерскую. Как считаешь?
- Не надо. Так пойдет. – С привычным равнодушием ответил пасынок, больше не оборачиваясь. – Ты доела? Дай тарелку помою. – Он забрал из-под носа девушки пустую тарелку и понес к раковине.
- Спасибо. – Тихо отвела та, вновь глядя на спину Нила, неловко вставая из-за стола.
- А в парикмахерскую лучше сама сходи. Заросла, на веник похожа.
Криста обиженно прищурилась, так ничего и не сказав. Медленно вышла из кухни в привычно темный коридор, где под потолком обои покрылись небольшими подтеками. Оставшись во мраке, она достала из кармана тонкую пачку долларовых купюр, и принялась их считать. Так же медленно вошла в комнату, присела возле громоздкого кресла, затем тихо достала оттуда крупную, черную, глянцевую коробку из-под зимних сапог. Сняла с неё крышку, тяжело вздохнув.
На дне лежали кучи таких же небольших пачек, свернутых пополам и перетянутых резинкой. Вампирша перетянула еще одну, и бросила к остальным, потом принялась их считать. Даже если она не может нормально позаботится, с ней Нил получит образование. И медицинскую страховку. Выйдет в люди, станет тем, кем пожелает. Этот факт хоть как-то успокаивал несостоявшуюся мачеху, да, Криста не готовит ему суп сейчас, но есть вещи поважнее супа. Например, будущее. В конце концов, она живет вечно. А у пасынка… время жизни строго ограниченно. Он должен смочь стать тем, кем захочет. Должен смочь завести семью, стать счастливым.
Деньги были дорогой в это лучистое, светлое будущее.
Девушка закрыла коробку и вернула её назад, на место. Еще одной чертой идеального мальчика было то, что Нил не лазил по её вещам. Не лез в личное пространство, хотя не очень-то подпускал к своему. «Не лезь ко мне обниматься!». «Не трогай мою футболку, я сам постираю!». «Не суйся в мои учебники, я там пометки для себя, а не для тебя сделал!».
Становилось немного грустно от такого, но, все же, Нил был отличным ребенком.
Но только ребенком.
* * * 17 лет назад
Он катастрофически быстро рос. И был заметно выше сверстников, которые ходили с ним в один класс. В парикмахерской так больше и не был, носил привычный хвост на затылке, который с каждым годом становился все длиннее. По-прежнему хорошо готовил, ставил тарелку перед носом девушки, когда та приползала под утро с работы, и иногда подозрительно косился, ведь еда не делала её бодрее и свежее. Подозрительно косился, оттого что за десять лет жизни с непосредственной Кристой у неё не появилось ни одной новой морщины. Словно однажды она застыла в своем возрасте. Застыла, и больше из него не выходила.
Она в самом деле казалась ему непосредственной. Слишком мало думает, слишком много смеется, слишком сильно переживает по пустякам. Может внезапно забыть, куда шла, развести руками и пойти в другую сторону. Беда, а не женщина. Мало того, еще и расчёсывается раз в неделю, смотрит выходными ночами мультики, а потом тащит его пересматривать их вместе с ней.
Непосредственная до раздражения. До тошноты. Но Нил, почему-то, ухмылялся, глядя на неё. Отставлял голову всякий раз, когда Криста пыталась его погладить, затем мерзко улыбался и сам гладил её по голове. Кто кому тут воспитатель? Если он не напомнит, она забудет, где припарковала машину и оставила куртку. Бесящая, безответственная. Свалилась же на его голову.
Десять лет назад, когда неизвестные ворвались в его старый дом и устроили там резню. Она ему так говорила. Но то, что случилось на самом деле, парень не помнил. Все было как в тумане, как во сне. Первым его воспоминанием из детства было и оставалось яичное пирожное, которое Криста принесла ему, однажды, с работы. В памяти не было даже лиц родителей. Единственное – Нил помнил, что его родная мать была шатенкой. Со строгим голосом, собранной и совсем неулыбчивой. Правда, то был, скорее, ассоциативный ряд.