Бандосы бросились к двери, попытались протиснуться в нее одновременно и ненадолго завязли. Мужик с изуродованным оспой лицом освободился первым, потеряв при этом свой обрез.

– А ты чего встал? – спросил стрелок у Бурова, когда за бандосами громыхнула, закрывшись, дверь. – Доедай борщ, пока не остыл окончательно. И поехали отсюда. Жалко, яичницы мы, кажется, не дождемся, – заметил он.

Из кухни явственно пахло горелым.

Буров опустился на стул. Посмотрел на тарелку, борщ в которой подернулся пленкой жира. Есть ему уже совершенно не хотелось.

– Так вот ты из каких, значит… – проговорил он.

Стрелок улыбнулся:

– Из каких?

Во дворе громко забубнили в несколько голосов.

– Из таких, – сказал он длинноволосому. – Как вас там называют? Брахманы?..

– Брахманы, – согласился стрелок. – Или шептуны. Или лобстеры. Кому как нравится.

– Лобстеры? – удивился Буров. – Не слышал.

– Это от ЛОПС, – пояснил стрелок. – Лица, обладающие паранормальными способностями. Официальное наше именование, так сказать.

– Понятно…

Буров замолчал, не зная, что еще спросить. Во дворе опять кто-то завопил. Буров вздрогнул:

– Чего они там орут-то?..

– Не верят, – сказал длинноволосый, – что в грязи завязли и выбраться не могут.

– И как же теперь? – забеспокоился снова Буров. – Этим-то двоим ты глаза отвел, а остальные?

– Удивительное существо – человек, – усмехнулся стрелок, потягиваясь. – Способен поверить всему, что ему скажут, факт. А я – уж не сомневайся – умею убеждать. Хоть лично, хоть через посредников. Ты будешь доедать или нет?

– Что-то не хочется…

Когда они спустя несколько минут вышли во двор, им открылась следующая картина: бандосы, облепив один из пустых джипов и сзади и спереди, натужно пыхтели, стараясь сдвинуть его с места. Трехтонный автомобиль не поддавался. Наверняка по причине того, что был толкаем одновременно в двух противоположных направлениях и с одинаковой примерно силой.

– Навались… братва!.. – задыхаясь, покрикивал одноухий. – Еще немного… осталось! Сейчас… пойдет!..

Уже в кабине Буров придумал, что ему еще спросить у длинноволосого:

– А чего ж ты в стрелки подался? Теперь таким, как ты, раздолье. Хочешь – на правительство работай, хочешь – вот на таких. Бабок в десять раз больше поднимешь, чем контора-то платит.

– А я уже работал, – просто ответил тот. – И на тех, и на этих. Бабки, брат, – это не главное… А с тобой мне просто по пути было.

Смысл сказанного дошел до Бурова только через четверть часа.

– Не понял! – воскликнул он. – Так ты что же, не от конторы?

– Нет.

– А где… тот, которого мне контора назначила?

– Дома. Отпуск отгуливает. Да не переживай! – рассмеялся длинноволосый. – Я ему отпускные неплохие подкинул, не обидел. Да и тебя не обижу за то, что помог добраться, куда надо.

Буров тоже усмехнулся.

– А как тебя зовут? – поинтересовался он еще, почему-то думая, что ответа не получит.

Но длинноволосый ответил сразу и охотно.

– Макс меня зовут, – сказал он.

Губан лежал, неудобно подоткнув под себя ноги, неподвижный и бледный; рот его был распахнут, точно в изумлении, и в щелочках между неплотно прикрытыми веками тускло отсвечивали белки закатившихся глаз. Мы с Дегой метались вокруг него, под нашими ногами со звонким грохотом перекатывались кастрюли с мисками, и от этого грохота тесная моя кухонька, казалось, раскачивалась, как колокол. Я бил Губана по щекам, щипал его за безжизненно болтающиеся руки, Дега плескал ему в лицо водой из кружки.

Когда Губан наконец пошевелился и со стоном открыл глаза, я аж рассмеялся от облегчения. Пронесло!