– Вернусь. Но только с тобой. Расскажи о наших что знаешь, – успокоил её Тони.

– Я побывала здесь два раза по воле Геры. Во второй у меня уже не хватило сил вернуться на Олимп. Я даже не смогла убрать свои крылья. Мне приходилось кутаться в широкий плащ, чтобы спрятать их. Будто бы это горб. Менять голос, зарабатывать на жизнь картинками по стеклу… я устала. Смысла жить не было, а умирать без надежды на возвращение – так тоскливо. Беги прочь из этого мира. Им правит безумие и смерть.

– Детка, я все ещё в прекрасной форме – смогу вытащить нас обоих. И отца. Что вообще произошло-то? Где он?

– Ладно, я расскажу, что знаю. Слушай!

Когда я рассталась с мужем, Гера снова взяла меня на службу.

– Ты мои уши, глаза и крылья! Я всегда доверяла тебе. Возвращайся.

Мне нечего терять. А сидеть одной в опустевшем доме было тяжко. Я согласилась. На свою голову.

– Почему мне не сказала, детка?! – расстроился Тони.

– Ты был в Гиперборее, а я не хотела навязываться. Не перебивай!

– Вот, полюбуйся! Тебе-то я могу показать! Сбежал! Записку оставил со словами благодарности и дал деру! Это как вообще?! Читай, читай!

Гера сама метала громы и молнии, не хуже венценосного супруга. Последнее время они ругались так, что гора Олимп гудела от вершины до самого подножья. Финальная ссора началась из-за пустяка на пиру. Зевсу в кубок упала пчела, и, очевидно нахлебавшись амброзии, укусила Громовержца за губу. Рот распух. Зевс пытался выяснить, кому подчинялась коварная тварь, но не смог членораздельно произнести ни слова. Гера, сидевшая рядом, рассмеялась! Губа, конечно, прошла. А Венценосный надулся. Терпел, терпел да и высказал вечером жене, что смеяться над ним при детях и гостях – это измена. А она опять засмеялась.

И понеслось.

Молнии били в материк, сверкали над архипелагом. Ливень хлестал три дня так сильно, что с гор ринулись селевые потоки. Заворчал Везувий, чихнула спросонья Этна…

Когда ураган, наконец, пронёсся, тишина показалась почти нереальной. Вроде бы можно выдохнуть.

Но тут Гера вызвала меня к себе и велела читать письмо:

«То, что я ушёл от тебя не доказывает, что я не доволен тобой… Я не осуждаю тебя. Напротив, с благодарностью вспоминаю длинные века нашей жизни! Я не виноват… я изменился. Теперь не могу иначе. Не могу и тебя обвинять, что ты не пошла за мною.»

– Куда он направился?!

– На станцию! Пешком! – выпалила она, – Не знаю я! Нырнул во временной рукав, и всё. Молнии не взял… значит, это я теперь должна вот этим вот всем за него управлять?! Лети за ним, уговори вернуться! Дед тебя любит! Лети давай! На связи. Я в долгу не останусь.

Я бросилась за Зевсом. Дед никогда от меня не прятался. Его разум и сейчас быстро открылся. И я нагнала его, седого джентльмена среднего роста, идущего во временном потоке, альтернативном нашему.

– Рико рассказывал тебе, что время не линейно? – начал он вместо приветствия, и я в очередной раз заметила, как вы с ним похожи, Аполло, и мягкостью обращения, и манерой говорить и мыслить – время, это лабиринт со множеством рукавов. И мы ежесекундно делаем выбор своего пути. Некоторые идут спиной вперёд, глядя в прошлое, и не замечают, что движутся по замкнутому кругу. Некоторые думают, что судьба ведёт их, не осознавая, что сами строят судьбу ежеминутно, каждым шагом и каждым движением… и бездействием. В моих руках лежали судьбы миров, но я изменился. И теперь хочу сам сделать шаг в мир без Зевса, изначально лишенный магии и электричества. Там я буду самим собой и узнаю, на что гожусь! Я рад, что ты пошла со мной. Хоть и не по своей воле.