– Чушь какая, – сказала Катюсенька. – Что с тобой сегодня, Шуша? Этот Шуша несет чуши. Шуши-чуши-шуши-чуши…
Она уставилась куда-то в сторону, легонько отбивая ритм по столу.
– То, что делает Катюсенька, это не для народа, – поддержала Настик.
– Народ меня не интересует, – согласилась Катюсенька. – Шуши-чуши… Народ не в состоянии такое оценить.
– А кто тебя интересует?
– Шуши-чуши… Ну вот, сбил. Шуша, я тебе открою тайну. Нейросеть нельзя обучить игре на повышение. Чего так смотришь? Это не я придумала, это мой китаёза проболтался. На днях его пытала – чего я вкалываю, как маленькая куколка, хотя половину моей работы мог бы делать робот. А он говорит: даже не думай. Нейросеть никогда не даст тебе изысканный продукт. Она не понимает, зачем это надо.
– А уверяли, что они умнеют, – буркнул Шуша.
– Они еще как умнеют, но по-своему. Нейросеть хочет быть эффективной. А на нижней планке качества самый большой спрос. Тынц-тынц, бдыщь-бдыщь, любовь-морковь… И потребитель счастлив. Были бы нейросети просто тупые… Но они псевдоживые, и поэтому они псевдотупые. Они сознательно тупят, понимаешь? Тупизна гарантирует рост продаж, то есть, с их точки зрения, эффективность. А такое не лечится.
– Печально, – сказал Шуша и заглянул в свой бокал.
Тот не был даже наполовину пуст. Там осталось на донышке.
Как в самом Шуше. Тридцать три года, пора на крест.
Не возвращаться же назад, в гребаный Мордор.
Не ехать же в какой-нибудь задрипанный Таиланд. Там своих мойщиков туалетов не знают, куда девать – туалетов столько нет. И даже до Таиланда ты все равно не доползешь, откуда деньги-то.
Зато в Мордор тебя отсюда с превеликим удовольствием депортируют за государственный счет.
– Шуша, ты чего надулся?
– Да вовсе я не…
– Надулся-надулся, – подтвердила Настик.
– Придешь сегодня на презентацию? – спросила Катюсенька.
– А?.. Прости, задумался.
– Мой китаёза намекнул, что скучно не будет.
– Вот как, – сказал Шуша.
– Шоу делают местные, если ты понимаешь, о чем я. У ребят из «Чайна-Т» огромный представительский бюджет, и им подсказали, как тут умеют веселиться. Ну и чтобы на всех хватило. Ага?
– Ага, – сказал Шуша.
– Только не бери свою профессоршу. Для нее это может оказаться слишком… Молодежно.
– Нет-нет. – Шуша помотал головой.
– Как тебя вообще угораздило с ней связаться…
– Катюсенька, да пожалей ты его! – вдруг пришла на помощь Настик. – Ну зачем ты издеваешься? Он к ней так хорошо относился, а она его бросила. Нашла себе помоложе, нимфоманка старая.
– Бросила? – Катюсенька сделала большие глаза и снова неодобрительно покосилась на подругу: что же ты молчала, вечно я из-за тебя все самое интересное узнаю самой последней.
– Скажем так: мы расстались, – выдавил Шуша, глядя в дно бокала.
– Тебя с кафедры не выгонят? – ляпнула Катюсенька.
Шуша уставился в бокал так пристально, словно задумал отыскать на дне смысл жизни.
Или денег на билет в Америку. Ну и чтобы там обустроиться. Не сразу же хватать швабру и идти искать сортир. Надо сначала обжиться в стране, понять ее. Вдруг там не только в сортире есть место для еще одного русского искусствоведа.
Насчет того, что русских искусствоведов сейчас по всей планете навалено примерно как дерьма за баней, Шуша был в курсе. Но случается же всякое. Вот как ему поначалу в Тайбее повезло.
Но на дне бокала не виднелось ни смысла, ни подсказки, где срубить по-быстрому деньжат. Там пузырилась модная серо-зеленая суспензия.
– Ну, я понял, – сказал Шуша. – Оторвемся сегодня.
И поднял на Катюсеньку честные-пречестные глаза, по которым никак нельзя было прочесть, что он думает на самом деле.