Когда мы обедали вне дома, внезапно разразился ливень, такой сильный, что над тротуаром поднимался белый туман от дождя. Мы бежали всю дорогу до дома, шлепая по лужам, мимо парижан с зонтиками и туристов, сделавших треуголки из газет. Вода стекала нам за воротник, и на протяжении всех восьми кварталов нас сопровождал неумолчный вой Анны.

Сегодня я пошла к своему игриво настроенному мяснику и указала на сосиски. Он свернул кольцом семь футов сосисок и положил на весы со словами: «Мужчине, который на вас женат, нужно есть много сосисок». Одна из проблем с моим французским заключается в том, что мне требуется время, чтобы обдумать ответ. В результате я очутилась на улице с избытком сосисок и весь следующий час безуспешно пыталась придумать ответ на французском, который смогла бы использовать в своей следующей жизни. В той жизни, в которой я буду свободно изъясняться на нескольких языках и мне никогда не придется лезть за словом в карман.

Вчера Анну дважды ставили у стенки в течение одного урока. Я спросила, за что ее наказали, и она ответила, что не помнит. Во всяком случае, мальчишки ведут себя еще хуже, сказала она. Я не могу дождаться встречи родителей с учителями. «Она плохая американка» прокручивается в моей голове на мотив «Она очень хорошенькая дев-в-вочка…».

Из многочисленных мостов Парижа мой любимый – мост Александра III, а моя самая любимая из статуй – смеющийся мальчик с трезубцем в руке, который сидит верхом на рыбе. Хотя это ребенок, он больше меня. И все же это еще совсем маленький мальчик с простодушной улыбкой, который еще незнаком с печалями и обманами мира. На дальнем конце моста Александра III, напротив морского мальчика, сидит его сестра-близнец. По-видимому, она только что вышла из воды. В одной руке у нее пучок водорослей, в другой – раковина, которую она поднесла к уху. Девочка вглядывается в даль, напряженно слушая. Мне кажется, что она прислушивается к рокоту волн, к звукам дома.

У каждого Питера Пэна есть свой Крюк[16], у Гарри Поттера – свой Малфой… Немезида Анны – Домитилла, юная леди, которая ее ударила на площадке для игр. Домитилла – болтливая итальянка, которая жаждет всегда быть в центре внимания (это почетное место Анна не собирается никому уступать). «Она – дьявольское отродье», – совершенно серьезно сказала мне сегодня утром Анна по пути в школу.

– Нам бы хотелось белого вина, – говорит Алессандро нашему виноторговцу, месье Жюно.

– Что вы будете есть? – осведомляется месье Жюно.

– Палтус с мятой и лимоном, – отвечаю я.

– А гарнир?

– Картофель.

– Мелкий или крупный? – продолжает расспросы месье. Кто же знал, что это имеет значение?

– Мелкий.

Наше меню в устах месье Жюно звучит, как carte du jour[17] в ресторане с мишленовскими звездами.

– Вино для вас, – говорит он, любовно выбирая бутылку. Дома оказывается, что рыба совершенно несъедобна, зато вино – просто чудо.

Лука подцепил вирус и сегодня утром жалобно заявил, что в мире есть только одна вещь, которую он мог бы заставить себя съесть: «Фрут Лупс»[18] (завтрак «Фруктовые колечки»). Когда я забрала Анну из школы, мы, сделав крюк, зашли в маленький магазин под названием «Настоящая Маккой»[19], который поставляет провизию для американских эмигрантов, страдающих ностальгией. Нам повезло! Мы купили желтый сахарный песок, маршмеллоу[20] и «Фрут Лупс». Лука съел три миски.

Балерины выбегают из консерватории покурить. Они стоят стайкой у лестницы, и кости на бедрах так и выпирают. Сегодня две из них просто великолепны в розовых пачках, и они разминаются с отсутствующим видом.