Мягкими, но скорыми шагами горца Мале обходил камеру по диагонали – крест-накрест. Он размышлял. Он анализировал.

Через год состоялось бракосочетание разведенного Наполеона с молоденькой австриячкой. По этому случаю была дарована амнистия, которая не коснулась ни Мале, ни его филадельфов. Жозеф Фуше получил титул герцога, но его подозрительные колебания уже не располагали Наполеона к доверию; на пост министра полиции выдвигался Савари (он же – герцог Ровиго).

Однако Мале до сих пор ни в чем не сознался, а упорство генерала смутило даже сановников империи, склонных поверить в его невиновность. Ощутив это, Мале личным посланием потревожил услады новобрачного. «Я постоянно жду Вашей справедливости, – писал он Наполеону, – но вот прошло уже два года, а я все еще в заключении». Одновременно с этим Савари получил ходатайство от мадам Мале о пересмотре дела ее мужа…

Между Савари и Демаре возник краткий диалог:

– Черт побери, так кто же этот Мале?

– Всего лишь бригадный генерал.

– Виноват он или оговорен? – спрашивал Савари…

Не так давно в Ла-Форсе освободилась камера: Мале лишился приятного соседа, аббата Лафона, выступавшего в защиту папы римского; священника, как повредившегося в разуме, перевели в клинику Дебюиссона. В эти дни, составляя рапорты о поведении узников, де Бюгонь начал отмечать «ненормальную веселость бывшего бригадного генерала». Жене он говорил:

– И с чего бы ему веселиться? Впрочем, этот аббат Лафон тоже был хороший дурак… Я вот думаю: неплохо бы нам отправить и Мале на лечение, пока еще не поздно…

Однажды он еще не успел позавтракать, когда ему доложили, что генерал Мале выразил настоятельную необходимость видеть коменданта тюрьмы у себя в камере.

– В такую-то рань? Чего ему надобно? – Однако не поленился подняться в башню. – День добрый, генерал!

Мале смахнул с колен курчавые стружки:

– Велите прибрать в моей камере, господин майор. Новый министр наверняка пожелает нанести мне визит…

– Герцог Ровиго? – изумился майор. – С чего бы это?

– Велите прибрать! – кратко закончил Мале…

Спустившись в свою квартиру, старый комендант – в ответ на вопрос жены – лишь небрежно отмахнулся, как от мухи:

– Надоел он мне! Опять какие-то бредни…

Но караульный уже дергал шнурок колокола, возвещая о прибытии в тюрьму высокого гостя. Мишо де Бюгонь жестоко поплатился за свою недоверчивость: он был вынужден встретить министра в халате, в туфлях на босу ногу. Герцог Ровиго (тоже старый республиканец!) похлопал коменданта по животу:

– Берите пример с меня: я давно уже на ногах…

Министр действительно навестил генерала Мале, и тот встретил его за верстаком, стоя по колено в стружках.

– Вы, я вижу, – начал герцог любезно, – недаром проводите здесь время. Что это будет у вас – табуретка?

– Скорее, престол великой империи. Мне осталось только выдолбить круглую дырку посередине…

О чем они рассуждали затем, майор не все расслышал, но Мале дважды возвысил перед министром голос.

– Какие глупости! – фыркал он. – Изменить нации, к которой сам принадлежишь, нельзя. Изменить можно только правительству. Вам должна быть известна эта классическая формула. А о будущем человечества никак нельзя судить по его настоящему, ибо настоящее очень часто бывает обманчиво…

Ровиго что-то отвечал, но Мале взбунтовался снова.

– Пока нации имеют идолов, – гневно выговаривал он, – равенства быть не может, ибо властитель, хочет он того или не хочет, но он все равно стоит над судьбами людей…

Дверь с лязгом распахнулась, и герцог Ровиго, запахиваясь в малиновый плащ, поспешно выскочил из камеры Мале: