Помахав рассевшемуся прямо на бордюре и крутящему у виска Веселовскому, я достаю из-за пазухи блокнот, прихваченный под шумок из кабинета. Недолго верчу книжицу в руках, даже не задумываясь о том, что чужое брать не хорошо, а любопытство, в общем-то, порок, раз сгубило не одну кошку, и перелистываю первую страницу.

«Дорогой дневник…», – в витиеватых убористых строчках я без труда узнаю почерк одной своей знакомой и не хорошо так, недобро усмехаюсь, погружаясь в грозящие стать компроматом откровения.

Вика

Людей всегда разбирает желание спорить,

когда у тебя нет никакого настроения.

(с) «Над пропастью во ржи»,

Джером Дэвид Сэлинджер.

– Вичка, вставай!

Чересчур бодрый окрик долбится в барабанные перепонки, а мой затуманенный благостной дремотой мозг отчаянно не понимает, почему кто-то наглый пытается стащить его хозяйку за ногу с кровати. Куда делось пушистое теплое одеяло и кто впустил в комнату не хилый такой, пронизывающий до костей сквозняк.

Вставать до безумия не хочется, а вот досмотреть прерванный на самом пикантном месте сон с участием симпатичного мускулистого сероглазого блондина очень даже …

– Сероглазого?! – вынырнув из вязкого омута, я резко подрываюсь в кровати, ощупываю голову и хлестаю себя по щекам. – Вроде на месте, вроде своя, Мда, Смирнова, и как ты докатилась до такой жизни?

Обреченно выдаю вслух и опускаю ступни на пол, свыкаясь с суровой реальностью.

Долго рассуждать на тему падения морали и нравственности нынешней молодежи вообще и одной конкретной отличницы, в частности, некогда. Потому что кофе сам себя не сварит, рюкзак сам себя не соберет, ну а пунктуальный, как швейцарские часы, Максим Петрович Литберман вряд ли сдвинет начало пары из-за проспавшей Смирновой.

Так что остывший уже омлет, приготовленный заботливой Олькой, я заталкиваю в себя на бегу. Чтобы перед парой иметь запас в пять минут, опуская в прорезь кнопочного бандита двадцать первого века железные монеты.

– Счастье есть? Оно не может не есть?

Горячее дыхание обдает шею, и я, конечно же, вздрагиваю. Обладающий магический способностью появляться из ниоткуда, Егор по-хозяйски пристроил подбородок у меня на плече, и, естественно, не поинтересовался, согласна ли я на подобные действия с его стороны.

Глянув на надпись на боку баночки с кока-колой, я дергаю плечом и собираюсь добавить газировку в густой ароматный американо, расчетливо залитый мной в термокружку. И плевать, что потом сердце будет полдня стучать как бешеное. Надо же как-то выживать в суровые студенческие будни.

– Это явно не про тебя, Потапов.

Смеюсь задорно, ныряя вниз, выгребаю сдачу и не успеваю удрать до того, как меня нахально прижимают спиной к торговому аппарату. Вызывая становящийся привычным (что крайне пугает) табун мурашек, вновь устраивающий себе развлечение вдоль моего позвоночника.

– Свидание.

Упрямо настаивает Егор, и я на несколько мгновений тону в пристально сверлящих меня серых глазах, восхищаясь настойчивостью блондина. Неожиданно выделившегося на фоне большинства парней, предпочитавших более доступных, более сговорчивых и далее по списку. А потом все-таки вспоминаю, что не перевариваю Потапа всеми фибрами души, и пытаюсь вернуть на лицо непроницаемую маску.

– У меня работа, – бормочу не слишком громко и совсем не решительно и с мазохистским удовольствием втягиваю носом уже знакомый терпкий аромат горьковатых духов.

Вкусно.

– Брось, Смирнова.

Судя по выразительно изогнувшейся брови и недвусмысленной ухмылке, Потапов не верит мне от слова «совсем» и уже готовится завалить мою вяло сопротивляющуюся персону ворохом аргументов.